"Ихара Сайкаку. Подсчитали - прослезились бы, да некому (рассказ, пер. А.Н.Стругацкий)" - читать интересную книгу авторауглам деревянными изголовьями, чтобы не задохнуться. Так они и сидели там
на корточках, воздыхая тяжко: "Блуждаем во мраке бренного мира, и как же тосклива жизнь наша!" Дом был собственный, но покупателя на него не находилось, а отдавать четыре стены задаром было жалко. В очень уж невыгодном место он стоял, и Бунскэ жаловался: "Мне бы за него хоть пятьдесят, а то и тридцать грошей на водку выручить. я бы его отдал. Вот если бы стоял он на пристани Кёбаси, я бы взял за него все шесть каммэ и то бы продешевил, а так мне что здесь, что в любой другой деревне - все едино". При всем том, сетуя на долю свою, он не оставлял надежду на будущее и упрямо твердил: "Вот ужо сёгун в столицу пожалует. Дождусь, нипочем дом не брошу!" Было у него трое детей. Первенца-сынка звали Бунтадзаэмон, и в год, о котором идет рассказ, ему исполнилось двадцать семь. Огромный, долговязый был мужчина, с бакенбардами от рождения, со сверкающими глазами. Вечно он ухмылялся, но ликом был пострашнее, чем иной во время драки. Сложения был мощного, ему бы родителей содержать, зарабатывая хотя бы грузчиком. Но наружность у него была столь устрашающая, что деньги о добывал просто грубым вымогательством, шатаясь по игорным притонам. И всегда он был злодеем. Раз вечером, в свое шестнадцатое лето, он велел младшей сестренке, чтобы обмахивала его веером. Той было всего семь лет, в пальцах никакой силы, и он за то, что-де машет без усердия, ухватил ее за шею и швырнул на пол. Он грянулась о случившийся тут же жернов, обмерла, бедняжка, душа в ней затрепетала, и она в одночасье скончалась. Горю матери не было конца, она припала к мертвому телу и хотела уже сердцем новую беду и, вцепившись с мольбой в ее рукав, горько расплакалась. Мать остановилась в нерешительности, стал думать, что будет с дитятей, а тем временем сошлись соседи и спросили, как же это случилось. "Смертный час моей дочери наступил по оплошности, - ответила она. - Горю ничем не поможешь". Поспешно устроили похороны, и дело до огласки не допустили. В двадцать семь лет Бунтадзаэмон спутался с чужой женой и повадился всякий вечер бегать к ней в деревню Такэда. Проведав об этом, мать стала ему говорить: "Жизнь твоя на волоске". Он же вернувшись однажды под утро домой, столь сильно ударил ее ногой, что свернул ей поясницу, и с тех пор она уже не могла ни встать, ни сесть. По счастью, к тому времени младшая дочь уже подросла и ревностно исполняла свой дочерний долг, так что было кому подать бессчастной калеке горячего чая. Трудиться он предоставлял отцу, сам же спал в свое удовольствие и никогда не видел цветов утренней зари. "Эх, папаша, - говаривал он небрежно. - Жизнь наша подобна росе - есть он и вдруг ее не стало". Все люди, ненавидя и презирая его, указывали на него пальцем и говорили: "Вот непокорный воле Неба!", однако сделать ничего не могли. Сама злая судьбина определила такие отношения между сыном и родителями, но все же пребывать под одной крышей с этаким злодеем, да еще влачить свое существование совершенно впроголодь было для них далее невозможно, ни единого дня больше не хотели они жить на этом свете, - ведь даже хвороста, чтоб вскипятить чай, не осталось в доме, и они решили наложить на себя руки, положивши головы на одно изголовье. |
|
|