"Серафим Сака. Шел густой снег " - читать интересную книгу автора

подскочил к Александру и вырвал у него брусок: "Чем эти заботы, уж лучше что
другое!" и велел Лине принести воды умыться. Некоторое время он, причитая
по-бабьи, размахивал руками, испачканными кровью Александру, что осталась на
бруске, а умывшись, стыдливо засунул их поглубже в карманы и, сделав вид,
что сзывает разбежавшихся по двору цыплят и утят, исчез.
- Предчувствовал я, - продолжал Александру, - что должно случиться...
то, что и случилось потом.
- Что же случилось?
- Меня это не волнует, и наплевать, что они говорят, об одном прошу: не
заботьтесь, ради бога, о том, чей я! Ее я, той, кто меня вырастил, а
вырастила меня моя мама! - крикнул он так громко, что в соседней комнате
испуганно захлопнули дверь, а ты положил ему на плечо руку, стараясь унять
надвигающуюся бурю. - Я же не кричу "караул" и не зову на помощь! Не
нравится мне правда, которая наваливается на тебя, когда с ней уже нечего
делать!
- Все в конце концов преходяще, - произнес ты, сжимая его плечо. - Все
проходит!
Ничто не успокаивает нас лучше, чем банальность. Александру замолк,
словно для того, чтоб ты вспомнил, о чем рассказали тебе в эту новогоднюю
ночь. Настоящая его мать, от которой и пошли все слухи, родила его для
другой матери, с которой заранее обо всем договорилась, поклявшись жизнью
еще не родившегося ребенка, что не обронит ни полслова до самой могилы. Так
и сделала, как сказала, и кто мог знать, что женщина, которая вырастила
Александру, не носила его в своем чреве, а только изображала беременность,
таская на животе подушку, в которую добавляла гусиного пуху, по мере того
как настоящая мать, претерпевая долгие муки, туго затягивалась полотенцем,
приближалась к родам и вечной разлуке с будущим сыном.
Затем рассказ возобновился, сбивчивый и сумрачный, и ты узнал, что
когда вроде бы все успокоилось - Александру забинтовал себе руки, которые
очень жгло после того, как Лина смазала их йодом, цыплята стали гоняться по
двору за мухами, теплица умиротворенно дышала через многочисленные
отверстия, проделанные железным бруском, - тогда опять появился Сыргишор, но
не один, а в сопровождении двух мужчин в белых халатах. Это были работники
сельской больницы, которых Александру хорошо знал, но которые сейчас вели
себя так, будто видели его впервые. Они принялись расспрашивать его, и
вопросы их точно падали с неба. "Мучаетесь, Александр Филиппович? - спросил
фельдшер у Александру, который стряхивал линейкой с брюк осколочки стекла. -
Редкие овощи выращиваете?" - "Да. Хотите попробовать?" И Александру подошел
к Сыргишору спросить, зачем привез медиков. "Возьмем на исследование,
перевяжем", - сказал фельдшер, и тут врач сделал ему знак, и они все трое
схватили Александру за руки и за ноги и потащили к машине, которая ждала у
ворот. Затем двинулись через долину, по самой короткой дороге к больнице.
Александру сидел между Сыргишором и санитаром и никакие мог унять боль в
руках - жгло все сильнее. Клал их то на спинку кушетки, то на колени,
пытаясь найти место поудобнее, пока наконец Вырна не сжалился над ним и
заговорил: "Если тебе нужно стекло, могу достать". Александру не ответил.
"Сколько, говоришь, тебе надо?" Александру молчал. "Или не знаешь, -
закричал тогда, нервничая, Вырна, - что такие большие листы не очень-то
найдешь? Все теперь строят дома с окнами величиной в дверь и дверьми - в
ворота!" Но Александру по-прежнему молчал. Болели руки, и он высовывал их в