"Евгений Андреевич Салиас. Филозоф " - читать интересную книгу автора

самое лестное.
- Ну, а я как? - так же отрывисто и негромко произнес князь,
приостанавливаясь в передней.
- Ничего-с, совсем ничего-с. Удивительно-с! - отвечал Финоген Павлыч,
не зная, что сказать.
- Помолодел?
- Точно так-с; ей-Богу-с.
- Врешь, да божишься. Ты стал гриб червивый, а я и вовсе в мухомора
обратился.
И князь прошел в дом, прямо в свой кабинет, сел у отворенного окна и
начал глядеть на цветник и столетние развесистые липы трех аллей,
расходившихся в разные стороны от дома. И вдруг выражение лица князя Аникиты
сменилось другим... Оно перестало быть просто угрюмым, а стало
сурово-грустным. Давно не бывал он в этом доме, и теперь эти горницы, этот
цветник и эти аллеи напомнили ему несколько знаменательных дней из его
прошлой жизни, несколько давно прожитых, но памятных мгновений.
Да, "это" было здесь, давно тому назад. Иногда кажется, что этому уже
чуть не пятьдесят или сто лет, а то вдруг кажется, что это было на прошлой
неделе. Горько было тогда, а как бы рад он был вернуть это горькое и опять
его пережить с тою же болью в сердце.
Князь стал пристально, не сморгнув, смотреть на среднюю аллею, где
виднелись два ряда ярко-зеленых, свежевыкрашенных садовых скамеек. Двумя
вереницами тянулись они по аллее, сливаясь вдали.
Князь глянул на вторую скамейку. Она была такая же, как и все, но он не
обращал внимания на все другие, а упорно глядел на одну эту вторую скамейку.
И наконец он тихо пробурчал себе под нос:
- Доска, глупое дерево! Тоже гниет, но дольше! Люди скорее. Вот ты,
глупая доска, все еще тут, на своем месте, а ее давно нету. И меня не будет
на свете, а ты, доска, все будешь на своем месте.
И князь вдруг странно улыбнулся язвительною улыбкой и проговорил
громче:
- Ну, да все ж таки когда-нибудь и до тебя дело дойдет - один прах
останется.
Он поднял вдруг руку и как бы погрозился пальцем этой скамейке.
- Захоти я - в одно мгновение ока и праху не будет! - шепнул он и
отошел от окна.
В кабинет явились люди, главный камердинер бережно внес своего
спутника, попугая в клетке, затем шел гайдук и нес шкатулку с деньгами, а
вслед шли два скорохода с тремя ящиками, где были трубки, табак и винные
ягоды. Если бы прибавить теперь в эту горницу известное количество хлеба и
воды, то весь мир Божий мог бы провалиться и погибнуть, а князь Аникита
Телепнев имел бы около себя все необходимое для жизни и все им любимое.
Правда, там бы провалились женатый сын, девица-дочь, богатые вотчины. Зато
здесь бы остались - попка с именем Сократ, который для князя в тысячу раз
умнее всякого человека, остались бы винные ягоды и табак, приятнее и слаще
которых нет ничего на свете. Пожалуй, тут был один лишний предмет, который
бы князь с удовольствием выбросил в окошко, - деньги. От денег он во всю
свою жизнь, по его выражению, "никакого черта не получил". Единственное, что
было в прошлой жизни князя светлого и дорогого, было как на смех недостижимо
при помощи денег. Быть может, однако, потому это "нечто" и стало ему более