"Евгений Андреевич Салиас. Филозоф " - читать интересную книгу автора

сей брак, сказать совершенно вперед ничего нельзя.
От этого совещания пока было только одно последствие. Молодой князь
отменил парадный обед, который хотел сделать. Пригласить к обеду молодого
человека, уже, так сказать, сделавшего предложение, было неудобно, так как
он не получил, собственно, никакого ответа; не пригласить его совсем было бы
ему оскорбительно, было бы непременно замечено всеми знакомыми, и сейчас бы
догадались, в чем дело: посватался и получил отказ. А эдакого толкования не
хотелось самой княжне.
И вот в день именин молодого князя гости приезжали и, посидев,
отъезжали "не солоно хлебавши". Были такие, которые в этот день не заказали
обеда у себя на дому, другие отказались ехать в гости. И многие остались в
дураках.
Пообедав в кругу близких людей, в том числе с двумя родственниками
купцами в длиннополых кафтанах, с бородами, хозяин и гости вышли в небольшой
сад перед домом и разбрелись в разные стороны. Генеральша Егузинская и
княжна Юлочка остались вдвоем на скамейке под большой липой. Княжна,
напрыгавшись накануне, теперь ходила сумрачная и печальная, и тетушке
показалось, что племянница за несколько часов уже успела похудеть.
Озабоченная этим, Егузинская подозвала к себе племянницу и уселась с
нею побеседовать.
- Ты не кручинься, Юлочка, не с чего, еще неведомо что будет. Братец -
такой диковинный человек, что, может быть, обрадуется твоей свадьбе.
- Вот именно, тетушка, этого-то я и боюсь, что на батюшку никто еще
никогда не угодил. С ним, правду сказывают, не знаешь, с какой стороны
подойти и какой час выбрать. Может, он рад-радехонек будет, а может быть,
так разгневается, что со всеми ссору заведет. А меня увезет с собою в
вотчину, да и не будет в Москву пускать. И буду я жить с ним как в
монастыре.
- Ничего не могу сказать, - развела руками Егузинская. - Никто ничего
не может сказать. Когда он твоего братца женил, он против всей Москвы пошел.
А теперь, что же, особенного ничего нету. Алексей Григорьевич малый
красивый, добрый, скромный, дворянин, офицер, чего же больше-то?
- Да вот Галкин-то он, - печально произнесла Юлочка.
- Так что ж что Галкин?
- Да мне-то, матушка, ничего, я привыкла, а вот другим-то... Я
примечала, как где вечером на балу скажут кому: Галкин, - так иной и
усмехнется.
- Эко глупости какие. Такие ли, племянница, прозвища на свете! Мне
сказывал мой дедушка, а твой прадед, что когда он был в Хохландии, то о
таких прозвищах случалось слышать, что дрожь проберет, а то в пот ударит.
Сказывал, был там один полковник с прозвищем Андрей Иваныч "Не
марай-ворота", а еще другой был "Убей-собаку", а это что ж - Галкин. Вот у
нас в Москве стариннейший дворянин, сама ты его знаешь - господин Собакин.
- Боюсь я, тетушка, - отозвалась княжна, - сдается мне, что
батюшка-родитель только разгневается, и ничего не будет. И уж как же я
тогда, тетушка, плакать учну, ну просто беда, вот увидите. Вставши с утра и
покушав, сяду и начну плакать. И так по целым дням до самого до вечера. Уж
так буду плакать, что у меня все лицо распухнет: слепнуть начну, совсем с
ног свалюсь, в кровать лягу и умру.
- Что ты, дурашная! Бог с тобой.