"Дж.Д.Селинджер. Знакомая девчонка" - читать интересную книгу автора

мужем в Вене, он шлет вам большой [216] привет. Если помните. Вы
познакомились с ним в "Шведском" кинотеатре.
Родители мои живут все там же, я часто их навещаю - наш дом неподалеку.
Миссис Шлоссер - Вы у нее снимали комнату - умерла летом от рака. Она
просила меня переслать Вам граммофонные пластинки, которые Вы забыли при
отъезде, но долго я не знала Вашего адреса. Недавно я познакомилась с
девушкой-англичанкой, Урсулой Хаммер, и она дала мне Ваш адрес.
Мы с мужем будем чрезвычайно рады, если Вы станете писать нам (и
почаще!).
С самыми лучшими пожеланиями,
Ваш друг
Леа".
Ни фамилии по мужу, ни нового адреса она не указала. Не один месяц
носил я это письмо повсюду и перечитывал: то в баре, то в перерыве
баскетбольного матча, то на занятиях, то дома. В конце концов, от долгого
пребывания в моем бумажнике цветной кожи бумага тоже стала пестрой,' и я
куда-то переложил письмо.
Примерно в тот час, когда в Вену вошли гитлеровские войска, я находился
по заданию геологоразведочной партии в Нью-Джерси, где, не очень-то утруждая
себя, пытался отыскать залежи известняка. После того, как Гитлер захватил
Австрию, я часто вспоминал Леа. И не просто вспоминал. Если мне случалось
увидеть свежие газетные фотографии: венские евреи, стоя на коленях, чистят
тротуары, я тут же бросался к столу в комнате общежития, доставал
автоматический пистолет, неслышно выпрыгивал из окна на улицу - там уже ждал
моноплан с бесшумным двигателем, готовый по велению моего отважного и
безрассудно-прихотливого сердца отправиться в дальний полет. Я не из тех,
кто сидит сложа руки!..
В 1940 году в конце лета на вечеринке в Нью-Йорке я познакомился с
девушкой, которая не только знала Леа, но и училась с ней в одной школе с
первого класса до выпускного. Я было подвинул ей стул, но она принялась
рассказывать о каком-то парне из Филадельфии - вылитом Гарри Купере. Потом
сказала, что у меня безвольный подбородок, потом - что терпеть не может
норковый мех. Потом - про Леа. Дескать, она либо уехала из Вены, либо
осталась.
Во время войны я служил в разведотряде при пехотной дивизии. В Германии
в мои обязанности входил опрос гражданских [217] лиц и военнопленных, среди
последних попадались и австрийцы. Один фельдфебель, сказавшийся уроженцем
Вены (хотя я подозревал в нем баварца: мне так и мерещились короткие кожаные
штаны с бретельками под его серой формой) заронил кое-какую надежду. Но
выяснилось, что знал он не Леа, а ее однофамилицу. Еще один венец,
унтер-офицер, стоя передо мной навытяжку, рассказывал об ужасных
измывательствах над евреями в Вене. Вряд ли мне приходилось дотоле видеть
столь благородное, исполненное состраданием к безвинным жертвам лицо. Но все
же, любопытства ради, я велел ему закатать рукав. И на самом предплечье
увидел татуировку с номером группы крови - такую носили все матерые
эсэсовцы. Вскоре я вообще перестал задавать интересующие лично меня вопросы.
Кончилась война, и спустя несколько месяцев мне довелось везти в Вену
кое-какие документы. Жарким октябрьским утром мы еще с одним военным сели в
джип и на следующее утро - оно выдалось еще жарче - были уже в Вене. Нам
пришлось ехать через русскую зону, там нас продержали пять часов. Двое