"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Пошехонская старина " - читать интересную книгу автора

отличается от них глубиною своего социального критицизма, пронизывающего
все повествование. С этой особенностью "хроники" связано и принципиально
иное, чем у названных писателей, отношение Салтыкова к автобиографическому
материалу. Он используется не только и не столько для субъективного
раскрытия собственной личности, душевного мира и биографии повествователя,
сколько для объективного обозрения изображаемой социальной действительности
и суда над нею.
Повествование ведется в форме рассказа ("записок") пошехонского
дворянина Никанора Затрапезного о своем "житии", - собственно лишь о
детстве. В специальном примечании, начинающем произведение, Салтыков просит
читателя не смешивать его личность с личностью Никанора Затрапезного и
заявляет: "Автобиографического элемента в моем настоящем труде очень мало;
он представляет собой просто-напросто свод жизненных наблюдений, где чужое
перемешано с своим, а в то же время дано место и вымыслу".
Салтыков, таким образом, не отрицает присутствия "автобиографических
элементов" в своей "хронике", но ограничивает их роль и значение, настаивая
на том, что он писал не автобиографию или мемуары, а художественное
произведение, хотя и на материале личных воспоминаний.
Действительно, Салтыков отнюдь не ставил перед собой задачи полного
восстановления ("restitutio in integrun") - всех образов и картин своего
детства, хотя они и предстояли перед его памятью "как живые, во всех
мельчайших подробностях". Биографический комментарий к произведению,
осуществленный при помощи материалов семейного архива Салтыковых и других
объективных источников, устанавливает, что в "Пошехонской старине" писатель
воспроизвел немало подлинных фактов, имен, эпизодов и ситуаций из
собственного своего и своей семьи прошлого, й все же даже наиболее
"документированные" страницы произведения не могут безоговорочно
рассматриваться в качестве автобиографических или мемуарных. Для
правильного понимания "автобиографического" в "Пошехонской старине" нужно
иметь в виду два обстоятельства.
Во-первых, биографические материалы Салтыкова введены в ироизведение в
определенной идейно-художественной системе, которой и подчинены. Система
эта - типизация. Писатель отбирал из своих воспоминаний то, что считал
характерным для тех образов и картин, которые рисовал. "Теперь познакомлю
читателя с <...> той обстановкой, которая делала из нашего дома нетто
типичное", - указывал Салтыков, начиная свое повествование.
Во-вторых, и это главное, нельзя забывать, что в "Пошехонской старине"
содержатся одновременно "и корни и плоды жизни сатирика" (Н. К..
Михайловский) - удивительная сила воспоминаний детства и глубина итогов
жизненного пути, последняя мудрость писателя. "Автобиографическая" тема в
"Пошехонской старине" полифонична. Она двухголосна. Один "голос -
воспоминания мальчика Никамора Затрапезного о своем детстве. Другой
"голос" - суждения о рассказанном. Все они определяются я формулируются с
точки зрения общественных идеалов, существование которых в изображаемых
среде и времени исключается. Оба "голоса" принадлежат Салтыкову. Но они не
синхронны. Два примера проиллюстрируют сказанное.
В главе "Заболотье" автор пишет: "Всякий уголок в саду был мне знаком,
что-нибудь напоминал; не только всякого дворового я знал в лицо, но и
всякого мужика". Это воспоминание - одно из конкретных впечатлений детства
(в черновой рукописи названы подлинные имена "дворовых" и "мужиков"). Но