"Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: об авторе" - читать интересную книгу автора

потрясено запрещением "Отечественных Записок". Впечатление, произведенное на
него этим событием, изображено им самим с большою силой в одной из сказок
("Приключение с Крамольниковым", который "однажды утром, проснувшись,
совершенно явственно ощутил, что его нет") и в первом "Пестром письме",
начинающемся словами: "несколько месяцев тому назад я совершенно неожиданно
лишился употребления языка"... Редакционной работой С. занимался неутомимо и
страстно, живо принимая к сердцу все касающееся журнала. Окруженный людьми
ему симпатичными и с ним солидарными, С. чувствовал себя, благодаря
"Отечественным Запискам", в постоянном общении с читателями, на постоянной,
если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил
и которой посвятил, в "Круглом годе", такой чудный хвалебный гимн (письмо С.
к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: "паче всего
люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому").
Незаменимой утратой был для него, поэтому, разрыв непосредственной связи
между ним и публикой. С. знал, что "читатель-друг" по-прежнему существует -
но этот читатель "заробел, затерялся в толпе и дознаться, где именно он
находится, довольно трудно". Мысль об одиночестве, "оброшенности" удручает.
его все больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою
очередь обостряющая их. "Болен я" - восклицает он в первой главе "Мелочей
жизни" - невыносимо. Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из
них. Изможденное тело ничего не может ему противопоставить". Последние его
годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать
перо, и его творчество оставалось до конца сильным и свободным; "Пошехонская
Старина" ни в чем не уступает его лучшим произведениям. Незадолго до смерти
он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие
уже по его заглавию: "Забытые слова" ("Были, знаете, слова"- сказал Салтыков
Н. К. Михайловскому незадолго до смерти - ну, совесть, отечество,
человечество, другие там еще.. А теперь потрудитесь-ка из поискать!.. Надо
же напoмнить!"...). Он умер 28 апреля 1889 г. и погребен 2 мая, согласно его
желанию, на Волковом кладбище, рядом с Тургеневым.
Двадцать лет сряду все крупные явления русской общественной жизни
встречали отголосок в сатире С., иногда предугадывавшей их еще в зародыше.
Это - своего рода исторический документ, доходящий местами до полного
сочетания реальной и художественной правды. Занимает свой пост С. в то
время, когда завершился главный цикл "великих реформ" и, говоря словами
Некрасова, "рановременные меры" (рановременные, конечно, только с точки
зрения их противников) "теряли должные размеры и с треском пятились назад".
Осуществление реформ, за одним лишь исключением, попало в руки людей, им
враждебных. В обществе все резче заявляли себя обычные результаты реакции и
застоя: мельчали учреждения, мельчали люди, усиливался дух хищения и наживы,
всплывало на верх все легковесное и пустое. При таких условиях для писателя
с дарованием С. трудно было воздержаться от сатиры. Орудием борьбы
становится, в его руках, даже экскурсия в прошедшее: составляя "историю
одного города", он имеет в виду - как видно из письма его к А. Н. Пыпину,
опубликованного в 1889 г., - исключительно настоящее. "историческая форма
рассказа" - говорит он, - "была для меня удобна потому, что позволяла мне
свободнее обращаться к известным явлениям жизни... Критик должен сам угадать
и другим внушить, что Парамоша - совсем не Магницний только, но вместе с тем
и NN. И даже не NN., а все вообще люди известной партии, и ныне не
утратившей своей силы". И действительно, Бородавкин ("история одного