"Николай Самохин. Прощание с весельем " - читать интересную книгу автора

раньше с ним не встретился. А то бы он тот раз показал жене, как не давать
переключаться.
"Вот привязалась, сволота! - выругался вдруг голос. - Хоть бы путное
что. Хоть бы эта... как она? - "тебе половина и мне половина..."
Профессор откашлялся, глянул искоса на Мокрецова, опять уткнулся в свою
книгу и запел внутренним голосом: "Моя милка, как бутылка..."
"Век бы тебя не слышать! - обозлился Мокрецов и встал. - Интеллигенция,
падла-мадла!.. Запудрят, понимаешь, мозги народу, а сами..."
Обиженный Мокрецов прошагал аж в передний салон и там остановился,
ухватившись за поручень.
Он сначала смотрел перед собой и не сразу поэтому заметил, что
остановился как раз рядом с молодой женщиной. Только когда женщина
шевельнулась неуверенно, словно бы собираясь подвинуться, Мокрецов увидел
внизу ее рыжий начес. И тут же, еще ниже, он увидел круглые белые коленки,
выглядывающие из-под кожаной мини-юбки, и не только, будем откровенны, одни
коленки.
Теперь Мокрецову полагалось бы сесть рядом с дамочкой, но под каким
соусом это сделать, учитывая совершенно пустой трамвай, он не знал.
Мокрецов, вообще, при разговоре с прекрасным полом обходился двумя словами.
Жене своей он говорил обычно: "Пошла, зараза!" - а чужим женщинам, с
которыми его иногда сталкивала судьба, - "Пошли, что ли?" Сейчас пускать в
ход такие слова было вроде рановато, других Мокрецов не знал, и поэтому он
продолжал остолбенело торчать на месте, не сводя глаз с этих самых не только
коленок дамочки.
"Ну, че пялишься, рожа? - сказал кто-то словно бы внутри мокрецовского
уха. - Че ты, вообще, здесь приклеился? Мало тебе, козлу, места в вагоне?"
И в тот же момент женщина сердито потянула юбку на колени, но не
добилась успеха и прикрыла их сумочкой.
"Она! - сообразил Мокрецов, невольно пятясь. - Во кроет!.. Будь
здоров!"
Он попятился через проход и сел рядом с пареньком в болоньевой куртке и
дерматиновой фуражке.
Паренек, похоже, дремал, сдвинув на глаза свой картузик. По крайней
мере, он совсем ни о чем не думал - иначе Мокрецов услышал бы, раз у него
открылась такая способность. Но продолжалось это недолго. Внутренний голос
паренька сокрушенно вздохнул и заговорил, словно продолжая прерванную мысль.
"Все люди как люди, - сказал он. - Как люди, понял?.. А ты?.. Ты же
нелюдь. Тебе только бы пожрать да накеросиниться - вот и все интересы.
Ну-ка, скажи: сколько лет книжек не читал? То-то! Как нз школы выперли, так
ни разу и не притрагивался. Скоро уж, наверное, роспись свою ставить
разучишься..."
Внутренний голос паренька, хоть и резал напрямик, был, однако, не злой,
а какой-то увещевательный, сочувствующий, что ли, и странно действовал на
Мокрецова: расслаблял его и словно бы опечаливал.
"Вон парк культуры проезжаем, продолжал зудеть голос - Ты зачем в него
ходишь - вспомни? На карусели покататься? Фигу! Пивная там рядом с
каруселью. Рыгаловка твоя любимая. И у тебя это, у жеребца, называется: "на
карусели прокатиться". Остряк, понял, самоучка!.. Про театры уж я не говорю.
Какие там театры, когда ты шахматными фигурами в уголки играешь. В уголки! -
не в шашки даже. Насчет шашек у тебя извилины не волокут... Нет, озвереешь с