"Давид Самойлов. Люди одного варианта (Из военных записок) " - читать интересную книгу автора

Л. с родными направились дальше в Самарканд. Я же остался болеть у
родственников, еще до войны проживавших в Куйбышеве.
Недели через две, едва оправившись, принял решение следовать дальше - в
Самарканд, вслед за Л.
Мы тронулись в путь в огромном эшелоне эвакуированных, в той же тесноте
и ожесточении бегства, через сухие верблюжьи степи, на Ташкент.
Не буду описывать эту дорогу, ибо по свойству памяти быстро утрачиваю
детали и храню лишь общее впечатление, суммированное состояние. Состояние
это было - тревога, неопределенность, затерянность в огромной России и
странное чувство свободы.
И притом, что перед глазами все время мелькали люди, лица, а в ушах не
смолкали шум, гомон и ругань, было ощущение бесконечного одиночества России,
звук которого я узнал потом, во второй части Десятой симфонии Шостаковича.
В Ташкенте не задерживались. Там находился папин институт, но я
настаивал на продолжении пути.
Неожиданно встретил критика Исаака Крамова. Он спрыгнул с трамвая,
увидев меня. Поделились новостями - кто, где?
Ехать! Ехать! Неизвестное мне дотоле стремление. Сам не знаю, почему
Самарканд представал необходимой целью.
На станцию Самарканд прибыли рано утром. У меня был адрес Л. Встреча
была холодная. Л., отведя меня в уголок азиатского дворика, сказала, что в
эти тяжелые дни каждый должен заботиться о себе и своих близких... а я,
дескать, мало приспособлен к жизни... а у них (сам видел) - тесно... и так
далее.
Стоило тащиться лишние полторы тысячи километров, чтобы все это
выслушать.
Я коротко простился и ушел.
Странно, что рядом с чувством растерянности и обиды я испытал нечто
похожее на облегчение. С этого чувства началось мое выздоровление и
становление в Самарканде.
Помню длинную, километров в пять, улицу, от вокзала до Старого города,
по которой мама, папа и я следовали за ишаком и арбой, где размещался наш
скарб. В этом шествии было что-то похоронное и пародийное одновременно; но я
по пути выздоравливал и сам удивлялся быстрому вытеснению печали
впечатлениями азиатского города. Попытались устроиться в гостинице. Это было
невозможно. Потолкались по городу в поисках жилья. И к ночи оказались под
открытым небом у Регистана, где расположились спать на садовой скамейке.
Регистан. Крупные звезды. Азия.
Подошел милиционер. Сказал, что здесь грабят. В случае чего велел
орать.
Наутро мы отправились по эфемерному адресу двоюродной тетки общих
знакомых. Это была последняя зацепка.
Двоюродная тетка оказалась скверной старухой, но все же приютила нас на
несколько дней. Вскоре отец поступил на работу в больницу. Удалось снять
комнату, было голодно, но можно жить.
Полгода жизни в Самарканде оказались для меня большим везением.
Вся моя жизнь - сплошное везение. Хотя удач было не так много. Различая
везение и удачу, я всегда более ценил везение, как нечто законно
принадлежащее моему характеру, и гораздо менее уважал удачу - нечто внешнее
по отношению к везенью.