"Барбара Сэмюэл. Ночь огня " - читать интересную книгу автора

завернутый в ткань, развязал его, неся Кассандре, и положил перед ней,
торжественно убрав ткань.
Кассандра слегка задержала дыхание и прикрыла рот рукой. Она смотрела
ему в лицо и колебалась, глаза искрились от возбуждения.
- Можно мне потрогать? Им это не повредит?
- Я бы не позвал вас, чтобы просто посмотреть на них.
Кассандра положила два пальца на верхнюю страницу осторожно, почти не
касаясь слов, написанных чернилами. Бумага слегка потемнела, края в
некоторых местах были ломкими и крошились, но изящный сильный почерк
оставался без изменений, его легко было разобрать.
- Подумать только, - тихо произнесла она, - эти страницы написаны его
рукой.
- Да.
Кассандра подняла первую страницу и, держа так, чтобы не повредить
края, поднесла ее к носу, вдыхая аромат времени. У Бэзила помутилось в
глазах, когда он взглянул на нее, затаив дыхание. Свет окаймлял ее прямой
точеный нос и тонкие изящные веки. Он представил себе, как дотрагивается до
них губами, представил нервные движения глаз под ними и то, как ресницы
щекочут ему губы.
Он отошел и притворился, будто что-то рассматривает в сундуке, но в
душе остался рядом, тихонько положив руку ей на плечо, касаясь
растрепавшегося локона. Его дух отважился на то, на что не решался он сам.
Кассандра начала читать вслух на итальянском языке, ее грудной голос
подчеркивал невообразимую чувственность произносимых ею слов. Бэзил закрыл
глаза и слушал, она читала вслух отрывок о том, как женщина целовала своего
любовника Аникино. Когда повествование дошло до того места, где Аникино
пробирается в комнату женщины, Бэзил подумал, что Кассандра остановится,
потому что любовник разбудил свою возлюбленную тем, что положил руку ей на
грудь.
Но она не остановилась. Кассандра прочла все, ее голос не изменился, в
нем не слышалось смущения, и Бэзил с удивлением повернулся. Она подняла
глаза:
- На итальянском языке это гораздо красивее. Переводы часто искажают
суть написанного... - не видя его за пламенем свечи, она прищурилась, - эту
сочность. Я так люблю непристойности, - призналась она.
Кассандра улыбнулась мягкой, задумчивой и сдержанной улыбкой. Больше
всего на свете Бэзилу хотелось преодолеть расстояние, разделявшее их, и
запечатлеть на ее губах поцелуй, похожий на поцелуй женщины и ее любовника.
Она была пиршеством для глаз, губ, рук и ушей. Но если бы он дал себе волю,
то смертельно оскорбил бы ее, оскорбил бы ту свободу, которую она
чувствовала, беседуя с ним так откровенно. Так что Бэзил не глядя взял
что-то из сундука и небрежно опустился на соседний стул.
- Да, - сказал он, - я люблю страсть, страсть утверждения жизни после
стольких смертей во время чумы. Это самая естественная вещь - прославлять
то, что приносит новую жизнь.
Ее улыбка в дополнение к сказанному и счастье, светившееся во взгляде,
были достаточным вознаграждением.
- Именно! Наверное, казалось, что наступил конец света. Я не могу это
себе даже представить.
Она подняла следующую страницу и улыбнулась, потому что на ней была