"Шмиэл Сандлер. Мой любезный Веньямин" - читать интересную книгу автора

упрямившихся есть кашу. И в этих безобидных, казалось бы, словах сытых и
отгородившихся от внешнего мира обывателей, таился весь ужас социального
статуса несчастного пропойцы.
Я знал Уилла на протяжении пяти лет. Согласитесь, срок достаточно
большой, чтобы составить мнение о человеке, который тебя чем либо
интересует.
Уилл жил в подвалах знаменитого холонского квартала Джесси Коэн - район
наркоманов и алкоголиков. Раз в месяц он являлся ко мне с просьбой
одолжить ему "бабки" на пиво. В душе я, конечно, осуждал его за
пристрастие к спиртному, но все же, чем-то этот выпивоха мне нравился -
уж слишком заметен был контраст между его интеллектом и образом жизни,
который он вел. Думаю именно это несоответствие заставило меня более
внимательно приглядеться к нему.
Последние два года нашего знакомства я не припомню случая, когда видел
его трезвым. Я не хотел бы разуверять вас, дорогой читатель, что в памяти
самого Уилла сохранился тот день, когда он не был одурманен водкой.


Глава шестая

Появление незнаком

Из дневника Уилла Иванова:

"Первое, что пришло мне на ум, когда я слушал искрометные вариации
умирающего - это записать, непременно записать все перлы сквернословия
изрыгаемые им. Но тут я подумал, что это, пожалуй, неуместно в обстановке
торжественной скорби, с какой люди встречают смерть ближнего и мне
пришлось отказаться от этой идеи.
Соратники старика, люди большого интеллекта, были явно шокированы его
нецензурными изысканиями. Они избегали смотреть друг на друга, были
страшно сконфужены и вообще не знали, куда девать глаза, наполненные
скорбью и удивлением. Один из них, худосочный мужчина с прекрасным лбом
философа Анаксимена был на грани обморока, с другим случился нервный
припадок. И только сиделки с лицами ангелов заметно оживились, слушая
хулительные слова ботаника, как музыку большого сводного оркестра
иерусалимской филармонии.
Старик легко прошелся по всем своим знакомым, помянув их доброй порцией
мата, обложил депутатов кнесета, членов партии и правительства, после чего
принялся за президента страны, которому посвятил лирическую вариацию на
тему "Осточертели болваны!"
Он дошел уже до господа Бога и конторы апостолов, как вдруг тяжелый
приступ удушья прервал его речь. Умирающий задыхался. На лбу у него
вздулись вены. В бессильном порыве он раздирал себе горло желтыми
высохшими пальцами, продолжая выдавливать из себя уже бесполезные
ругательства.
Это был новый и, вероятно, последний поворот в его затянувшейся агонии.
Казалось, истерзанное сердце ботаника не выдержит новых испытаний. Но
вновь сиделки с лицами ангелов кинулись к кислородным подушкам, вновь
захлопотал над ним расторопный фельдшер с бородкой, и старика по новой