"Шмиэл Сандлер. Мой любезный Веньямин" - читать интересную книгу автора

откачали.
Он открыл глаза, затуманенные болью, и соратники разочаровано стали
переглядываться друг с другом. Неведомо как далеко зашли бы они в этом
банальном занятии, если бы внимание их не привлекло следующее довольно
странное обстоятельство.
Неожиданно на квартиру умирающего пришел неизвестный. Это был человек лет
пятидесяти, плотного сложения, с уже седеющей, но все еще густой шевелюрой
на крупной голове. Лицо у него было круглое и невыразительное. Под
толстым носом росли усы в форме сгустка похожего на крупную каплю.
Грубоватые черты лица несколько облагораживала козлиная бородка ехидным
клинышком торчащая на тяжелом подбородке.
Одет был незнакомец с некоторыми покушениями на моду. Джинсы, латанные и
штопанные в самых невероятных местах и туфли на высокой платформе,
которые тем не менее, не приближали его рост даже к среднему показателю.
Его мощные борцовские плечи плотно обтягивала белая футболка с
изображением ковбоя, который из револьвера системы "Смит и весон" целил в
глаз муравью, стоявшему от него на значительном расстоянии. Надпись под
картинной гласила - "Водка яд, пей лимонад?" Какое отношение стрелок имел
к горячительным напиткам и почему столь мирное насекомое вызывало у него
такие агрессивные ассоциации, понять было трудно. Вероятно, копирайтор из
рекламного бюро был репатриант со стажем, успевший подзабыть образцы
советской рекламы, также, впрочем, как и правила русской пунктуации:
вместо восклицательного знака в конце этого странного предложения, он
поставил вопросительный, совсем озадачив тем выходцев из Средней Азии,
артистично предающихся скорби у священного ложа умирающего.
Не замечая замешательства, возникшее с его появлением, неизвестный резво
переступил порог гостиной и зычным голосом спросил у соратников, делающих
вид, что они удручены горем:
- Ну что, уже откинул боты?
- Тс -с-с... - зашипели соратники, - вы кто такой, собственно, вам чего
надо, господин?!
Не отвечая на вопросы, и бесцеремонно расталкивая присутствующих,
неизвестный подошел к умирающему. Увидев, что ботаник еще жив, но уже
дышит на ладан, он сморщил лицо в плаксивую гримасу и заплакал, нанося
себе, удары по голове с такой силой, будто хотел вытрясти из нее
содержимое.
При виде подобного исступления ученых охватила паника. Они испугано
расступились перед незнакомцем, который, приняв вдруг театральную позу,
дико захохотал, сверкая безумными очами. Его сумасшедшая выходка напугала
соратников и позволила ему вплотную приблизиться к кровати больного. Здесь
он замешкался, соображая, чем еще поразить воображение умирающего, затем
решительно подошел к камину, чтобы осыпать голову пеплом для пущего
эффекта. Камин оказался электрическим и эффекта не получилось. Но
незнакомца это не расстроило. Не снижая темпа, он стал рвать на себе
волосы с таким неистовством, что соратники в душе содрогнулись. Выдрав два
три пучка из своей буйной шевелюры, хамоватый крепыш простер руки к
ботанику и трагически возопил:
- Мой дядя, мой дядя!"