"Шмиэл Сандлер. Последняя любовь царя Соломона" - читать интересную книгу автора

Я огляделся, царская кровать была необъятных размеров, взвод солдат можно
было разместить. Пощупал свежие пушистые простыни и обратил внимание на
бархатную штору за кроватью, которая явно что-то скрывала.
Я отдернул тяжелый кроваво-красный бархат и взору моему открылся чудесный
вид на огромный бассейн с прозрачной голубой водой.
У меня перехватило дыхание.
"Ух, ты, красотища-то какая!"
Служка стоявший у бортика с трамплином, согнувшись в поклоне, знаками
предложил моему величеству освежиться.
Я не заставил себя долго упрашивать, быстро скинул потертые джинсы и
пропахшую потом рубашку, которую жена купила на барахолке в Яффо, и с
душераздирающим воплем сиганул с трамплина в ласковую воду.
Когда я вышел из бассейна, моя рвань уже куда-то исчезла. Готовый к
услугам слуга, мигом растер меня мохнатым полотенцем и накинул на плечи
расписной халат с золотой шестиконечной звездой на спине.
Вместо дырявых башмаков, которые я носил уже второе лето, я обулся в
остроконечные сафьяновые сапожки с вздернутыми носками и подпоясался
цветистым атласным платком.
Второй прислужник с тяжелым тюрбаном на выбритой голове, на одном подносе
подал корону, а на другом рюмашечку прохладного напитка, который по вкусу
напоминал мне пятидолларовый коньяк "Наполеон".
Лысую голову слуги я разглядел, когда в порыве подобострастия он
изогнулся очень уж низко и тюрбан камнем свалился с его темени.
Прополоскав глотку бодрящим напитком, я уверенно вошел в царские покои и
обнаружил здесь Веронику.
Она была окутана в газовую тунику, сквозь которую просвечивало ее гибкое
стройное тело. Длинные ноги, смуглый соблазнительный живот, пышная грудь,
которая потрясла меня на параде и мягкий уютный зад, суливший простому
смертному несказанное удовольствие.
Запястья рук и ног были перехвачены золотыми браслетами, а нежную шейку
обрамляло ожерелье из белоснежного жемчуга.
При виде главной фрейлины я вспомнил, что Тип представил ее как педагога
и, признаться, оробел.
По природе я человек робкий, был, во всяком случае, до сих пор. Педагоги,
например, в школе подавляли меня своим авторитетом. И сейчас, перед ней,
мне почудилось, что я стою у доски, не зная урока, а она, строгий учитель,
ждет минуты, чтобы выдать мне очередную порцию морали.
Этих порций за всю мою унылую и порядком поднадоевшую мне жизнь, было
такое разнообразное множество, что к тридцати годам я был, кажется, самым
аморальным человеком в стране.
Все, что навязывается, приводит к обратным результатам. Нет, я не делал
людям зла и ни с кем не сорился, но дошел до того, что за двенадцать лет
супружеской жизни ни разу не изменил своей законной жене. Иные полагают,
что так, по сути, должно и быть в идеале. Но я категорически против
подобного мнения. Зная по опыту (разумеется, чужому), что именно позволяет
себе вне семейных рамок большинство современных мужчин, я принципиально не
стал бы относить супружескую верность к числу признанных мною официальных
добродетелей новейшей цивилизации.
Единственный и, кажется, самый ужасный грех в моей жизни состоял в том,
что я перестал верить в добро и в людей. К тридцати трем годам я