"Владимир Санин. За тех, кто в дрейфе! (Повесть)" - читать интересную книгу автора

которой озорник-мальчишка стукнул молотком.
Так казалось до тех пор, пока самолет не стал снижаться. С каждой
секундой океан преображался, словно ему надоело притворство и захотелось
быть самим собою: гряды торосов щетинились на глазах, темные полоски
оборачивались трещинами, дымились свежие разводья, а гладкие, как футбольное
поле, заснеженные поверхности сплошь усеивались застругами и ропаками.
Декоративная плитка расползалась, обман исчезал.
ЛИ-2 делал круги, как ястреб, высматривающий добычу. Сидя на месте
летного наблюдателя, Семенов молча смотрел вниз.
- Садимся, Кузьмич? - спросил штурман.
- Сядешь тут... как без штанов на елку, - проворчал Белов. - Посмотрим
ее еще разок, Серега?
Семенов кивнул. С минуту назад промелькнула льдина, которая могла
оказаться подходящей; могла - не более того, ибо взгляд сверху - в данном
случае поверхностный взгляд, он берет вширь, да не вглубь, льдину следует
именно прощупать руками, чтобы понять, на что она годна. На ней целый год
будут жить люди, и поэтому выбирать ее нужно так, как в старину выбирали
место для городища: чтобы и жить было вольготно и от врага защищаться
сподручно. Это с виду они все одинаковые, на самом деле льды бывают такие же
разные, как земли. Льдина для станции, мечтал Семенов, должна быть два на
три километра и овальной формы: такие легче выдерживают сжатие; вся из
многолетнего льда, я вокруг льды молодые - при сжатиях будут принимать
первый удар на себя, вроде корабельных кранцев; из цельного льда - это очень
важно, ибо если льдина образована из смерзшихся обломков, доверия к ней нет
и не может быть: начнутся подвижки - и расползется, как лоскутное одеяло.
Впрочем, припомнил Семенов, и такая идеальная льдина не дает никаких
гарантий, все зависит от силы сжатия, течений, ветров и многих других
факторов, которых человек с его еще малыми знаниями предусмотреть не может.
Случается, что и самая замечательная льдина хрустят и лопается, как наморозь
в колодце, когда в него опускаешь ведро...
- Жилплощадь занята, - поведал Белов. - Нас здесь не пропишут.
Не обращая внимания на самолет, по льду шествовал медведь. Когда-то
Семенова удивляло, что медведи зачастую не реагируют на оглушающий гул
моторов, но поток он понял, что Арктика приучила своих обитателей к звукам
лопающихся льдов и грохоту вала торосов, так что не стоит обижаться на
медведя за его равнодушие к появлению самолета.
Между тем льдина Семенову не понравилась: слишком продолговатой формы,
да и окружавшие ее торосы не покрыты снегом - верный признак того, что они
"новорожденные" и поле недавно ломало. К тому же вокруг не просматривалась
площадка, куда можно было бы перебазировать лагерь в случае катастрофических
разломов.
Галс за галсом ЛИ-2 облетал район поисков.
В пилотской кабине было тепло, Белов снял шапку: волосы его, когда-то
темно-каштановые и неподвластные расческе, поредели и поседели, и Семенов
с острым сожалением отметил, что время прошлось и по выкованному из стали
Коле Белову - полсотни разменял, а сверх полсотни, как говорят, годы уже не
идут и даже не бегут рысцой, а скачут от юбилея к юбилею.
Семенов про себя улыбнулся: от своего юбилея Белов удрал. Незваные, по
тайному сговору со всех сторон съехались, слетелись друзья, а их встречала
Настя и с возмущением показывала мужнино наставление: "Каждому, кто