"Жозе Сарамаго. Каменный плот " - читать интересную книгу автора

творящегося в поднебесье фестиваля. Что нужно от меня этим пернатым
существам? - и пусть не удивляет нас необычные слова: случаются такие дни,
когда обычные как-то не выговариваются.
Путник шел с востока на запад, как вела его дорога, но, огибая
глубокое озеро, свернул и оказался лицом к солнцу. К полудню начнет
припекать, но пока ещё дует прохладный и свежий ветерок, и жаль, нельзя
спрятать его в карман, припасти на потом, на самый зной. Жозе Анайсо шел, и
в голове его, будто сами собой, текли такие вот смутные мысли, как вдруг он
заметил, что скворцы остались позади, улетели туда, где тропинка,
изгибаясь, тянулась вдоль по берегу озера, то есть повели себя довольно
странно, но, впрочем, недаром же говорится "волен как птица", счастливо
оставаться, вам туда, а мне дальше. Жозе Анайсо, обойдя наконец озеро, на
что ушло не менее получаса - путь был трудный, через бурелом и чащобу -
выбрался на прежнюю тропинку и двинулся прежним путем с восхода на закат,
как солнце ходит, но тут внезапно вновь раздалось "фр-р-р-р-р", и откуда ни
возьмись, появились всей стаей скворцы. Ну, это уж вовсе необъяснимое
явление. Если птицы поутру сопровождают путника, точно верный пес -
хозяина, и дожидаются, пока он обойдет озеро, а дождавшись, вновь следуют
за ним неотступно, то уж не его следует спрашивать о мотивах подобного их
поведения, да и какие там у птиц мотивы - у них инстинкты, внезапно, будто
сами собой возникающие и от воли не зависящие. Не станем также спрашивать
Жозе Анайсо, кто он таков, чем занимается, откуда и куда направляется: все,
что нужно будет о нем знать, от него и узнаем, и ту же сдержанность, ту же
информативную скупость проявим и по отношению к Жоане Карде с её вязовой
палкой, к Жоакину Сассе и камню, который он забросил в море, к Педро Орсе и
к стулу, с которого он поднялся, ибо жизнь человеческая начинается не с
момента его рождения - в этом случае каждый день был бы днем побед и
выигрышей - а попозже, а иногда и совсем поздно, слишком поздно, не говоря
уж о тех, кто едва успев начать, тут же принужден и окончить, так что
остается лишь вскричать: Ах, кто бы написал ту историю, которая могла бы
случиться.
А теперь ещё эта женщина со странным именем Мария Гуавайра, которая
поднялась на чердак своего дома и найдя там старый чулок - из тех старых и
настоящих чулок, надежней, чем кубышка, хранящих отложенные на черный день
деньги, символические сбережения - в чулке же не обнаружив ничего, взялась
распускать его - так, от нечего делать, чтобы руки занять да время убить.
Минул час, за ним другой и третий, а длинная нить голубой шерсти продолжала
разматываться, но чулок при этом вроде бы и не уменьшался, и загадка эта,
присоединясь к четырем другим, уже загаданным раньше, наводит нас на мысль
о том, что хотя бы изредка содержимое бывает больше своего вместилища.
Сюда, в этот тихий дом, не доносится рокот прибоя, не пролетает мимо,
заслоняя на мгновенье свет в окнах, стая птиц, собаки имеются, однако не
лают, земля же, если и дрожала, то перестала. А у ног Марии Гуавайры все
растет гора пряжи. Эту женщину зовут не Ариадной, эта нить нас из лабиринта
не выведет, скорее наоборот - благодаря ей, мы заблудимся окончательно. Где
же он, край, где конец?
Первая трещина появилась где-то в Альберийских горах, которые на
западной оконечности сьерры плавно спускаются к морю, возникла на
исполинском, гладко отполированной самой природой каменном плато, где
сейчас бродят злополучные серберские псы. Упоминание о них вполне уместно и