"Бенедикт Сарнов. Сталин и писатели (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

все-таки, родное дитя:

Это все-таки в нем до муки,
через чресла моей жены,
и усмешка моя, и руки
неумело повторены.

Но, до боли души тоскуя,
отправляя тебя в тюрьму,
по-отцовски не поцелую,
на прощанье не обниму.

Рот твой слабый и лоб твой белый
надо будет скорей забыть.
Ох, нелегкое это дело -
самодержцем российским быть!

Дело темное и страшное, скажем мягче - нравственно не безупречное,
изображается как деяние мало сказать героическое - как подвиг!
И финал, концовка стихотворения превращается уже в настоящий апофеоз
этого петровского подвига:

Зимним вечером возвращаясь
по дымящимся мостовым,
уважительно я склоняюсь
перед памятником твоим.

Молча скачет державный гений
по земле - из конца в конец.
Тусклый венчик его мучений,
императорский твой венец.

Как и подобает лирическому поэту, автор тут прямо говорит о себе и от
себя. И не просто уважительно склоняется перед величием подвига Петра, а
словно бы уже сам готов припасть губами к императорской руке - той, что "в
поцелуях, в слезах, в ожогах", - трепетно облобызать ее и, умиляясь, омыть
слезами.
Под этим стихотворением Ярослава Смелякова стоит дата: 1945-1949. К
этому времени (даже к 45-му, а к 49-му и подавно) поворот страны от
революционной идеологии к царистской был уже полностью завершен.
Вспомнил я тут это стихотворение и так обильно его процитировал, помимо
всего прочего, еще и потому, что в нем особенно ярко проявился масштаб этого
поворота - весь размах этого качнувшегося в другую сторону государственного
маятника. Тут важно, что сочинил его именно Смеляков, которым революционная
идеология была не просто усвоена: в пору его комсомольской юности она была
для него воздухом, которым он только и мог дышать...
Иное дело - А.Н. Толстой, про которого злые языки сложили такую байку:
Власть большевиков рушится. Под колокольный звон на белом коне въезжает
на Красную площадь генерал Деникин. И первым к нему кидается "Алешка
Толстой" и падает перед ним на колени со словами: