"Бенедикт Сарнов. Сталин и писатели (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

Щербатов. Повинен смерти.

Все это как нельзя лучше отвечало политическим концепциям, да и личным
вкусам Сталина. Враги внутренние у него, как мы знаем, всегда были в сговоре
с врагами внешними.
Можно не сомневаться, что этим художественным решением коллизии "Петр и
Алексей" А.Н. Толстой угодил Сталину даже лучше, чем десять лет спустя
Ярослав Смеляков.
У Смелякова, как ни героизирует он Петра, как ни раболепствует перед
ним, все-таки промелькнуло:

Солнце утренним светит светом,
чистый свет серебрит окно.
Молча сделано дело это,
все заранее решено.

Вырвался все-таки у него этот глухой намек на то, что дело это - не
такое уж чистое, коли делается оно втихую, тайно.
У Толстого "дело это" теперь происходит гласно, громко, открыто.
Сталин, как известно, тоже хотел, чтобы суды над "врагами народа"
высокого ранга проходили гласно, открыто. И так это при нем и происходило.

* * *

Объясняя, чем новая его пьеса отличается от старой (это его объяснение
я уже цитировал), А.Н. писал, что новая - "полна оптимизма", в то время как
старая была "сверху донизу насыщена пессимизмом".
Формулировка эта лишь в очень малой мере отражает ту пропасть, которая
отделяет последний вариант пьесы А.Н. Толстого о Петре от первого, раннего
ее варианта.
В раннем варианте Петр был безмерно, трагически одинок:

Ромодановский. Петр Алексеевич... Тут разыскивать - плетей
нехватит... Судить хочешь - суди всю страну. Казнишь - один останешься...
Петр (хватает за плечи Меншикова, Шафирова, Апраксина, Толстого,
Брюса, подошедшего в это время Ягужинского, - спрашивает негромко). И ты?..
И ты?.. И ты?!! И ты?.. (Меншикову.) И ты, мейн херц? Сын мой любимый...
(Сбивает страшным ударом кулака митру с головы Меншикова, трясет его за
плечи, швыряет на пол, топчет ногами?) И ты, и ты, и ты?.. (Кидается к
столам, к людям.) Один останусь!.. Не пощажу... Ни одного... Кровью залью...
Один останусь, один. (Падает на стул у стола, обхватывает лицо руками?)
Один, один!..
Все пьяные и полупьяные на цыпочках спасаются - кто куда. Остаются
Петр и Ромодановский.
Ромодановский. Ты на гору один сам-десят тянешь, а под гору не
тянешь, а под гору - миллионы тянут. Непомерный труд взял на себя, сынок...
Петр. Двадцать лет стену головой прошибаю... Двадцать лет... Гора
на плечах.. Для кого сие? Федор Юрьевич, я - сына убил... Для кого сие?
Миллионы народу я перевел... Много крови пролил... Для кого сие? Умру - и
они как стервятники кинутся на государство. Помоги, подскажи, темно мне...