"Уильям Сароян. Величественная арена" - читать интересную книгу автора

Когда он очнулся, оказалось, что все вокруг пропитано больничными
запахами. Он находился в госпитале "скорой помощи". С ним еще шестеро, одна
из них - женщина. Ей сильно досталось. И так ему стало не по себе, так он
разозлился. Женщина ругалась последними словами, ревела и кричала, что
передушит всех легавых в порту.
Он поднялся, злющий-презлющий, казалось, еще немного и он возьмется
обеими руками за стол и хватит им об стену - до такой степени эти вой и
ругань выматывали ему душу. Потом представил, как смешно это будет выглядеть
со стороны, и сел на место.
Молодой доктор поинтересовался, все ли с ним в порядке. Он ответил, что
в порядке, в полном порядке, но вот если он не пропустит сейчас же
стаканчик, ему сделается по-настоящему худо, а это нежелательно. Доктор
сказал - да, конечно. Парень мгновенно осушил стакан и заулыбался. А женщина
все рыдала. И ему опять стало тошно, только теперь под воздействием выпивки
все воспринималось по-другому. Это был обман. Ну и что, сказал он. Ведь все
на свете обман. Так что уж лучше улыбаться. Молодого доктора ему было жаль.
Полицейского, который огрел его, было очень жаль. Потому что этот тип
оказался трусом, а ведь мог быть приличным малым.
"Что за пытка была слушать вопли женщины", - говорил он мне вполголоса.
Он сообщил доктору, что собирается уходить. Записал свою фамилию в журнал и
объяснил, что адреса у него нет, потому что нет денег, а туда, куда впускают
бесплатно, идти не хочется. Он сказал, что доктор аж ругнулся в сердцах, с
досады. Доктор дал скандинаву доллар, и тот принял от него этот доллар,
потому что случай тут был особый. Было что-то такое необычное в том, как он
чертыхнулся. И потому принять доллар было незазорно. Доктор был молодой
парень, только после колледжа, где он научился излечивать хвори, и то, с
каким жаром он выругался, сделало возможным принять от него доллар.
Стоило запомнить: человек принял на себя удар полицейской дубинки, а
после - еще и душераздирающий женский плач.
Он спускался по лестнице госпиталя и улыбался. В этом была правда. Но
могла быть и другая правда. Негодование доктора убеждало его в этом:
зубастая доброта или благородная злость, человеческая порядочность и... да
мало ли что еще.
Я слушал рассказ молодого скандинава в порту. Стоял общий гомон. Я
очень хорошо понимал, о чем идет речь, хоть и не знал значения его слов:
слова служат всего лишь внешней оболочкой сути и потому несущественны.
Главное заключалось в самом разговоре. И все же я понимал и смысл, и сами
слова, которыми изъяснялся скандинав, потому что они составляли единое
целое.
Здоровое тело обладает мудростью, которая неподвластна языку, но если
тебя стукнули дубинкой по голове, ты теряешь равновесие и падаешь с улыбкой
на устах, приходишь в себя в вонючем госпитале и слышишь плач, испытываешь
внезапный прилив гнева и узнаешь, что такое порядочность, тогда человеческое
тело способно на многое, а если ты еще прочел пару-тройку книг, написанных
толковыми людьми, то оно способно найти и слова, чтобы выразить свою
неистребимую веру и убеждения, свою забитость и униженность, свою бессильную
злобу. А этот парень говорил спокойно, непринужденно, сам за себя.
Он говорил, что ему жаль людей за то, что они угостили его дубинкой: в
тот момент, когда он засмеялся, стал терять равновесие и в голове у него
помутилось, он не знал, кого и за что любить или ненавидеть. Он явственно