"Сергей Венедиктович Сартаков. Свинцовый монумент" - читать интересную книгу автора

Мирон оскорбленно умолк. Андрей понял, что нечаянно попал в самое
больное место. Знал ведь, что кувшинки - белые лилии водяные - Мирону нужны
обязательно. И надо было помочь ему. Да ведь кто же думал, что так
неожиданно наползет тяжелая дождевая туча.
- Прости, по глупости с языка сорвалось, - сказал Андрей виновато.
- То-то же, - Мирон смягчился. - Я поплыл. Думаю, озеро не так уж
большое, все равно как-нибудь да найду. Вода теплая. В самом озере. И сверху
такая же теплая льет. Только, понимаешь, махаю, махаю саженками, уставать
уже начал, а все плыву по открытой воде. Чувствую, большая глубина подо
мною, а кувшинки, они же все-таки вроде бы островок на озере образуют.
- Недалеко от берега тоже их дополна, - вставил Андрей. И опять
некстати.
- Да какие же у берега цветы! - возразил Мирон. - Ты посмотри мои, вон
в ведре полотенцем прикрыты. - И продолжил: - Плыву, плыву, и вдруг ну прямо
в жуткую ледяную струю попадаю, со дна, что ли, бьет родничок, и ноги
мгновенно судорогой стягивает. Так больно становится, что и руками уже
махать не могу. Дыхание зажимает. Скорее к берегу. А где он, берег? Вот тут
и штука, брат Андрей. Где берег, мне неизвестно. Уже пузыри пускать
начинаю...
- Ух ты! - только и выговорил Андрей.
- Выбрался я из холода, а судорога все-таки ноги мне стягивает. Что
было дальше, не очень помню, знаю, и с головой под воду уходил, и какие-то
осклизлые корни или ветки меня обвивали, тоже тянули на дно. Ряски
противной, козявок разных досыта наглотался, да выплыл, понимаешь, совсем
наугад выплыл на берег...
- И как же... - запинаясь, спросил Андрей, - как же... Где ты кувшинок
тогда таких крупных набрал?
- На озере, - неохотно разъяснил Мирон. И зябко передернул плечами,
должно быть, припоминая, как он рвал эти кувшинки. - На том самом островке и
набрал, который сперва найти не мог. Отлежался под теплым дождиком. Ноги
помаленечку отошли. Давай гимнастику делать. Потом опять поплыл. Долго
кружил по воде, пока не наткнулся на островок все же. Понимаешь, стебли
словно веревки переплелись, не продерешься. Листья, как блины, на воде
лежат. На ощупь под ними цветы искал. Темно же. И на ночь вообще они в
кулачок свернулись. Потянешь за стебель, как струны лопаются. А улиток,
ракушечек всяких сколько на меня налепилось! Домой уже шел, из волос все
вытаскивал. Ну ничего... Зато сам о себе думаю теперь: не трусом я оказался.
Как, по-твоему, Андрей, не трус твой старший брат? Сказал - сделал! А ты бы
сделал так?
- Сделал бы, - ответил Андрей.
Но Мирон отнесся к его словам с недоверием. Лежа на постели, этак легко
ответить. Широкой ладонью слегка хлопнул Андрея по спине.
- Врешь ты. Не сделал бы. Вот этой ночью, сегодня. Этой ночью только я
один мог такое сделать, никто больше. Не по глупости. И не из гордости. А
почему, мне не объяснить. Сегодня, ну сегодня... Эх, Андрей, сегодня я
необыкновенный! - Он вскочил с постели, ухватился за стропильную обрешетку
под крышей, несколько раз лихо подтянулся: - Нет! Спать я не буду! Не могу.
- А знаешь, Мирон, - любуясь бугристыми мускулами брата, сказал
Андрей, - знаешь, если со стороны, это, пожалуй, все-таки глупо.
- Глупо? Ну, с твоей стороны смотреть, может быть, и глупо.