"Жан-Поль Сартр. Экзистенциализм - это гуманизм " - читать интересную книгу автора

Конечно, свобода, как определение человека, не зависит от другого, но,
как только начинается действие, я обязан желать вместе с моей свободой
свободы других, я могу принимать в качестве цели мою свободу лишь в том
случае, если поставлю своей целью также и свободу других. Следовательно,
если с точки зрения полной аутентичности [20] я признал, что человек - это
существо, у которого существование предшествует сущности, что он есть
существо свободное, которое может при различных обстоятельствах желать лишь
своей свободы, я одновременно признал, что я могу желать и другим только
свободы. Таким образом, во имя этой воли к свободе, предполагаемой самой
свободой, я могу формулировать суждение о тех, кто стремится скрыть от себя
полную беспричинность своего существования и свою полную свободу. Одних,
скрывающих от себя свою полную свободу с помощью духа серьезности или
ссылок на детерминизм, я назову трусами. Других, пытающихся доказать, что
их существование необходимо, хотя даже появление человека на Земле является
случайностью, я назову сволочью. Но трусов или сволочь можно судить лишь с
точки зрения строгой аутентичности. Поэтому, хотя содержание морали и
меняется, определенная форма этой морали универсальна. Кант заявляет, что
свобода желает самой себя и свободы других. Согласен. Но он полагает, что
формальное и всеобщее достаточны для конституирования морали [21]. Мы же,
напротив, думаем, что слишком отвлеченные принципы терпят крах при
определении действия. Рассмотрим еще раз пример с этим учеником. Во имя
чего, во имя какой великой максимы морали мог бы он, по-вашему, с полным
спокойствием духа решиться покинуть мать или же остаться с ней. Об этом
никак нельзя судить. Содержание всегда конкретно и, следовательно,
непредсказуемо. Всегда имеет место изобретение. Важно только знать,
делается ли данное изобретение во имя свободы.
Рассмотрим два конкретных примера. Вы увидите, в какой степени они
согласуются друг с другом и в то же время различны. Возьмем "Мельницу на
Флоссе" [22]. В этом произведении мы встречаем некую девушку по имени Мэгги
Тулливер, которая является воплощением страсти и сознает это. Она влюблена
в молодого человека - Стефана, который обручен с другой, ничем не
примечательной девушкой. Эта Мэгги Тулливер, вместо того чтобы
легкомысленно предпочесть свое собственное счастье, решает во имя
человеческой солидарности пожертвовать собой и отказаться от любимого
человека. Наоборот, Сансеверина в "Пармской обители" [23], считая, что
страсть составляет истинную ценность человека, заявила бы, что большая
любовь стоит всех жертв, что ее нужно предпочесть банальной супружеской
любви, которая соединила бы Стефана и ту дурочку, на которой он собрался
жениться. Она решила бы пожертвовать последней и добиться своего счастья.
И, как показывает Стендаль, ради страсти она пожертвовала бы и собой, если
того требует жизнь. Здесь перед нами две прямо противоположные морали. Но я
полагаю, что они равноценны, ибо в обоих случаях целью является именно
свобода. Вы можете представить себе две совершенно аналогичные по своим
следствиям картины. Одна девушка предпочитает покорно отказаться от любви,
другая - под влиянием полового влечения - предпочитает игнорировать прежние
связи мужчины, которого любит. Внешне эти два случая напоминают только что
описанные. И тем не менее они весьма от них отличаются. Сансеверина по
своему отношению к жизни гораздо ближе к Мэгги Тулливер, чем к такой
беззаботной алчности.
Таким образом, вы видите, что второе обвинение одновременно и истинно,