"Владимир Савченко. Перепутанный" - читать интересную книгу автора

симфония, не фортепьянный концерт, но какая, чья? Пока что особых эмоций
не вызывает.
Или трачу все силы на угадывание инструментов? Что мне в них!
Снова пауза тьмы. Третья часть: торопливые мелькания в сине-голубой
части спектра - флейты, скрипки, альты. Рябь воды под ветерком, кружение
ласточек над обрывом... опять не секу, не ухватываю. Пауза тьмы перед
последней частью.
И вдруг-что это?!-будто у меня сдернули повязку с глаз. Деревья вдоль
берега неширокой реки: ивы, ольхи, осины, выше по косогору дубы, березы,
клены - и ветер вьюжными порывами полощет их, звонко треплет листву,
изгибает ветви, верхушки. Он то налетает свободно-ритмичными порывами, то
отпускает их, колышет цветы, треплет траву справа и слева от меня,
покачивает навесной дощатый мостик впереди... Где это, что? Я был в том
месте: спускался по крутому склону к реке, увидел-ощутил весь этот пейзаж
с ветром - и началось состояние, которое бывает при слушании-понимании
музыки (хотя не было музыки). Даже сильнее, драматичнее, с комком в горле.
Где это было?!.
Главное - этот ветер, неистовые симфонические порывы, выгиб ветвей,
трепет листьев, готовых сорваться и улететь. И облака в ясном небе, и
вереница трехсотлетних дубов на гребне в кругу свежей поросли (я еще их
видел потом на очень старой фотографии - на век моложе и без поросли у
кряжистых стволов). Ветер раздувает облака-паруса, треплет волосы, я
перехожу шаткий мостик, поднимаюсь глинистой тропинкой среди травы и
цветов... и подкатывает к горлу от вида и понимания всего. Почему?!
Тропинка разветвляется: вправок темным сараям и дубам за ними, а мне надо
влево. На развилке трепещет листвой, уносится по ветру прядями-ветвями,
упруго гнет и распрямляет ствол молодая березка. И при взгляде на нее еще
гуще тот комок, слезы навертываются. "Во поле березка стояла..."
Вот оно что. Я слушаю-вижу Четвертую симфонию Чайковского, ее финал.
Это было год с месяцем назад. Направлялся в Москву, сошел в Клину.
Пренебрег экскурсионным сервисом, направился пехом через весь город -
весьма заурядный, со стандартными домами и пыльными улицами-к Дому
Чайковского.
Один житель указал прямой путь: мостик через реку Сестру. И как только
я, удалясь от пятиэтажек, вышел на левый берег, увидел окрестность -
зазвучал в голове финал Четвертой.
Да, пожалуй, виноват был ветер, своими порывами в точности повторявший
его вихревое, вьюжное начало. И неважно было, что не в поле, а над рекой
Сестрой гулял он и что на косогоре стояла березка. Неважно было, что Петр
Ильич, как я знал, написал Четвертую гораздо раньше, чем поселился в
Клину, в доме, к которому вела тропинка, даже вовсе и не здесь, а в
Италии... все это было неправильно и не то. А правильным был ветер, дубы в
натуре и на фотографии (в спальне композитора), скрипичные переливы ряби
на глади реки, комок в горле, слезы понимания и то, что березка на
развилке показалась как раз тогда, когда и в симфонии, утихомирив буйство
оркестра, возникала ее простая мелодия. "Во поле березка стояла..."
Потому что эта музыка жила здесь, жила в первичной сути своей. И я шел
к ее творцу, который, умерев век назад, тоже жил - крепче и основательнее
многих ныне здравствующих.
Пластинка кончилась. Я сидел в темноте-тишине, приходил в себя. Вот,