"Михаил Савеличев. Возлюби дальнего (Фантаст. повесть)" - читать интересную книгу автора

песком, одну, Горбовский и Мбога неторопливо двинулись мимо жилых домиков,
мимо административной башни, где в поднебесье управлял этим миром местный
бог по имени Поль Гнедых, мимо кустиков дружественной пандорской
растительности, не пытающейся ни схватить прогуливающихся землян, ни
укорениться на их телах. Два влиятельных члена Мирового Совета представляли
собой на редкость забавное и экзотическое зрелище - длинный и худой Леонид
Андреевич и крошечный черный Тора Мбога с колоссальным карабином на плече,
с трубкой в зубах и повязанным на голове платке из африканского батика.
Шедшие навстречу люди даже замирали от удивления, но потом вежливо
здоровались и, кажется, хихикали. Веселая планета. Молодая планета. Средний
возраст населения - тридцать пять лет... Детский сад.
Жилая зона кончилась. Друзья двинулись по краю посадочного поля,
играющего здесь заодно роль космодрома, где из прибывших кораблей
добровольцы выгружали коробки с оборудованием, выкатывали механозародыши -
словно огромные яйца, - грузили на платформы и оттаскивали к самому
большому ангару. Хосико помахала им рукой, а изможденный Робинзон смотрел в
небо, где выполнял странные эволюции освобожденный дирижабль. Судя по тому,
что пытался он выполнять фигуры высшего пилотажа, за штурвалом сидел
смешливый Шестопал - большой любитель штурм унд дранг.
- Веселые люди, - заметил Мбога.
- Ты тоже это понял! - обрадовался Леонид Андреевич. - Веселые.
Молодые. Мы очень молодая раса. Куда ни приедь на курорт - везде молодежь,
песни, энтузиазм, наука. Куда ни ткни на карте звездного неба, а там уже
молодец из ГСП - изучает, сражается, живот кладет на алтарь человечества.
- Такое чувство, что тебе это не нравится, - развел руками Мбога. - Ты
хотел бы, чтобы все были такими как ты - осмотрительными, добрыми,
ленивыми...
- Стариками, - закончил Горбовский. - Нет, что ты. Просто... Нет, это
не просто. Иногда я ощущаю себя лишним в этом мире. А если точнее -
препятствием на пути каких-то неимоверно светлых перспектив.
- Это ты хорошо сказал, - усмехнулся Мбога. - Путь долог, но
перспективы светлы. Но я слушаю тебя, слушаю.
- Я стар, - признался Горбовский, - я осторожен. Я всего боюсь. Я
ретроград. Я не люблю, когда гибнут эти восторженные мальчишки и девчонки,
- Я, кажется, понял, - мягко заметил Мбога. - Тебя пугает
рационалистичность этого мира. Человечество изжило религию, отвергло бога,
водрузив на его место Ее Величество Науку. Для нас больше нет тайн, кроме
научных, и для нас нет препятствий, кроме заковыристых уравнений
деритринитации.
- Нет, - покачал головой Горбовский, - не науку. Человека. Человек
стал равен богу.
- Богом быть трудно, - сказал Мбога. Они подошли к краю обрыва. Леонид
Андреевич снял тапочки, набрал камешков и уселся на краю, свесив ноги в
двухкилометровую бездну. Мбога .примостился рядом с ним на корточках, с
любопытством вытягивая голову, чтобы взглянуть на отвесную стену скалы,
словно выровненную острейшей бритвой. Внизу лес безнадежно жевал подошвы
каменных великанов, здесь - ни травинки, ни трещинки, ни зацепки. Теперь
пришла очередь волноваться Горбовскому - ему казалось, что еще немного - и
Мбога, перекувырнувшись, полетит вниз черным камушком.
- Мбога, прошу тебя - отодвинься.