"Михаил Савеличев. Возлюби дальнего (Фантаст. повесть)" - читать интересную книгу автора

излить перед тобой душу, и тут оказывается, что я упустил тебя из виду.
Горбовский намазывал другой бутерброд.
- Я больше не хочу, - предупредил Мбога. - И ты преувеличиваешь мою
любовь к сливочному маслу.
- Тут хорошая кухня, - сказал Леонид Андреевич, - тут хорошо готовят.
Все-таки Валькенштейн готовит гораздо хуже. Поль понимает толк в мясе. И в
молоке.
- Ты пытаешься уклониться от разговора с добрым старым доктором
Мбогой? - догадался добрый старый доктор Мбога.
- Да нет, - замахал руками Горбовский.
- Так да или нет?
- Нет, я не пытаюсь уклониться от разговора с тобой, - сказал
Горбовский. - Мне даже хочется этого разговора. Только я не вижу проку от
этих разговоров.
Мбога взял кусок хлеба, положил его на тарелку и разрезал ножом
пополам, затем еще и еще. Леонид Андреевич с некоторым удивлением смотрел
на его манипуляции.
- Так вот, полгода назад ты мне срочно понадобился, и тут выясняется,
что Горбовского на Земле нет. "Тариэль" есть, злой Валькенштейн, мающийся
бездельем, есть, а Горбовского нет. Я обращаюсь с соответствующим запросом
в соответствующие инстанции, и мне приходит информация, что Горбовский
отбыл на Магору, на Магоре мне вежливо отвечают, что да, был здесь такой,
но теперь он отбыл на Ружену... Пять планет Периферии за неполных семь
месяцев. Планет-курортов, планет-заповедников, планет, где бурлит веселая
туристическая жизнь. И тогда я спрашиваю себя - а что делает на этих
планетах всеми глубоко уважаемый Леонид Андреевич?
- Всеми глубоко уважаемый Леонид Андреевич на этих планетах живет и
думает, думает и живет. Тора, я при всем своем желании не могу объяснить
точнее. Мне хочется быть на посту, на страже. В последний рейс "Тариэля" я
совсем извелся - у меня перед глазами стояла одна и та же картина -
несколько миллиардов молодых, красивых, умных, энергичных детей играют в
догонялки на краю высокого обрыва. Я искал этот обрыв, я изъездил все наши
курорты вдоль и поперек и нашел его здесь. У меня стойкое убеждение, что
этот обрыв, в который готовы ухнуть все наши дети, - вот здесь, на Пандоре.
Я каждое утро сижу на его краю и пытаюсь понять... Я чувствую, но не могу
понять.
- Такое же чувство у тебя было на Леониде? Когда ты запретил всем
использовать оружие? - спросил Мбога. - Тогда ты был прав.
- Леонида? М-м-м, не знаю, не уверен... Я в любых ситуациях против
оружия. Я терпеть не могу охоты. Бедный Поль все пытается заставить меня
носить здесь ружье, но я отбрыкиваюсь всеми четырьмя лапами...
Мбога искрошил хлеб, собрал все крошки в ладошку и отправил их в рот.
- Пройдемся? - предложил Горбовский. - Я покажу тебе мой обрыв,
явившийся мне в провидческом сне, когда я возлежал на тагорянском
вместилище.
- Пойдем, Леонид, - согласился Мбога. - Тем более, что карабин у меня
есть.
Они вышли из столовой под большое красное солнце, которое в сочетании
с совсем по-земному голубым небом оставляло странное и несколько неловкое
ощущение. Выбрав из пяти расходящихся веером тропинок, посыпанных желтым