"Марина Саввиных. Сны Беатриче (этюды о женской непоследовательности)" - читать интересную книгу автора

Через полчаса я уже знал, как зовут ее, ее тетку, ее кузин, узнал, что она
круглая сирота, что воспитывается в семье родного дяди - в Вероне, хотя
родилась и до позапрошлого года жила во Флоренции, что отец ее погиб на
войне, а мать и младшая сестра умерли от малярии, что дом ее дяди
находится... что сам дядя... а вот и он!

Мне тогда и в голову не приходило, что Пьетра... однако неделю спустя,
когда я шел от обедни, из кареты, не спеша проезжавшей мимо, прямо под ноги
мне был брошен камень, завернутый в тончайший батистовый платочек.

Когда я освободил душистую ткань от камня, на моей ладони оказалась
крохотная записка. Чья-то явно неопытная в письме рука вывела на клочке
бумаги - "Укради меня!". В уголке платочка я обнаружил вышитую монограмму -
П.Г. Пьетра Гвиди? Ну, чертенок!

Я стал бывать у Гвиди. Они - милые люди. Но... Пьетра ведь почти ничего не
принесла с собой. Флорентийские Гвиди все потеряли во время муджеланской
войны. Тем более в дядюшкином доме подрастали в это время еще четыре дочки
- двенадцати, пятнадцати, семнадцати и двадцати лет. Ни одна еще не была
замужем.

Я делал вид, что ничего не произошло, что мои визиты не имеют к ее выходке
никакого отношения. Да так оно и было, правду сказать. Политические
интересы дома Маласпина играли здесь неизмеримо большую роль. Мне было
приятно и выгодно знакомство с Алессандро Гвиди, и я не уставал
подчеркивать это. Пьетра же, если ей удавалось хоть как-нибудь попасться
мне на глаза, выдумывала всяческие уловки, чтобы привлечь мое внимание - и
этим смешила меня до слез. Раз она уронила платочек, пробегая мимо, - так,
что я вынужден был его поднять и передать ей, из рук в руки. Принимая
платочек, она изловчилась ущипнуть меня за палец, а когда я вздрогнул от
боли, - растянула рот в нелепую искусственную улыбку, неловко поклонилась и
упорхнула. В другой раз, во время ужина, она случайно оказалась vis- a- vis
и, как бы по ошибке завладев моим стаканом, стала пить из него. Да
Господи... всего и не упомнишь! Она вела себя настолько вызывающе, что это
вскоре стало предметом семейных сплетен. Сестры откровенно издевались над
ней. Однажды я слышал, как они бранились. По-моему, там дошло даже до
драки, потому что Пьетра визжала так, что было слышно во всем доме, и
Алессандро, с которым я в это время находился в библиотеке, был вынужден
прервать нашу беседу.

Мне нужно было уезжать. Последний вечер в Вероне я провел у Гвиди. За
ужином собралось все семейство. Я откровенно наблюдал за Пьетрой. Она была
молчалива, печальна и походила на озябшего воробья. Сердце мое сжалось -
тогда впервые я почувствовал, что она как-то особенно мне дорога. Этакий
белокурый дьяволенок... Девчушка могла бы быть моей внучкой. Мне даже
казалось, что она чем-то неуловимо похожа на меня.

Ей было так плохо, так одиноко в этом доме, где ее глухо ненавидели только
потому, что судьба проявила по отношению к ней столь явную скупость... она
тогда была никому-никому не нужна, одна-одинешенька на всем белом свете.