"Александр Савинов. В дни окаянные " - читать интересную книгу автора

сменит "задохнувшийся", неисправный.
До Павелецкого вокзала хотели добраться на трамвае, но где-то у
Крымской площади пассажиров высадили: оборвался провод. Пошли пешком. На
площади перед вокзалом три с половиной часа стояли (в луже грязи и нефти) в
очереди за билетами. Поезд состоял из пассажирского вагона 3-го класса для
"советских служащих" и семи товарных вагонов для остальных. В вагоны
набилось человек 80-90. Многие разместились на сцепках и буферах вагонов. На
первой остановке под Москвой новые пассажиры пробивались в переполненные
вагоны, полезли на крыши. Дикая ругань между влезавшими и разместившимися.
Едва поезд тронулся, красноармейцы из "заградительного отряда" стали
стрелять по сидевшим на крыше. Впрочем, обошлось без жертв.

В деревне Веселовский узнал, что произошло в этот день в другом поезде.

Красноармейцы обстреляли "крышников", кто-то был убит. Тогда
добровольцы из пассажиров, в их числе матросы, остановили поезд, сошли,
избили до смерти виновного и положили в вагон трупы. Поезд был дальний. По
дороге "все деятели и свидетели происшествия" сходили на станциях, а трупы
уехали дальше.
"Вот вам и народный суд, без всяких формальностей"
В этот день удалось попасть в деревню без приключений. На паровых
грядках посадили рассаду капусты, выставили с зимовья ульи. Огород, пасека,
картофельное поле.

В 1918 году в деревне можно было найти некоторое подобие тишины и
покоя, поэтому в записях появилось насмешливое отношение в происходившему:

"Размалываю зерна пшеницы на кофейной мельнице и читаю бездарного
марксиста Меринга".

Отношения помещиков и крестьян во время революции были разнообразные:
при некотором усилии обходились без ненависти и злобы, договаривались, как
жить вместе. Весной 1918 года крестьяне пригласили Веселовского на сельский
сход.

Разговор получился "дружелюбный и простой". От имени деревни
староста сказал, что крестьяне ни в коем случае не будут исполнять декрет об
изгнании всех помещиков; если "красногвардейцы силой заставят уехать, они
берутся охранять наш дом и хозяйство". Заметна была крестьянская дипломатия:
деревня хотела, чтобы барин добровольно уступил часть земли. "В прочность
новой власти крестьяне не верят..."

Может быть, поведение крестьян показывало, что не все безнадежно в
стране? В 1918 году, как сказано в дневнике:

"все чаще возвращаюсь к мыслям об эмиграции". "Еще с 1905 года
постоянно тяготился русской действительностью и теми условиями, в которых
находился ученый исследователь такого типа и душевного склада, как я". Но
впоследствии, в дни еще более трудные, после всего пережитого появилась иная
мысль: "...Идти в добровольное изгнание - равносильно осуждению себя на