"Иван Щеголихин. Должностные лица (Роман) " - читать интересную книгу автора

зато теперь дом - полная чаша, и у дяди, и у всех родственников. Но вот
колечко какое-нибудь особенное Соня купила бы с удовольствием. Родители дали
ей двести рублей, да и Роман Захарович дал сто, вот уже круглая сумма, надо
ею умненько распорядиться, пока что это самые большие деньги, какие Соне
приходилось держать в руках за все свои семнадцать с половиной лет.
Она увидела Красную площадь, - ой, давайте пройдемся, на память! Как
космонавты перед полетом. Но Ирина Григорьевна поморщилась - пока будем
расхаживать, ГУМ закроется. А как восхитительно в ГУМе, потрясно, какое
здесь блаженство, какие сумки, какие колготки, какая парфюмерия, из-за одной
упаковки можно купить. Ирина Григорьевна повела быстро, целеустремленно, не
останавливаясь, предупредила, если потеряемся, жди у фонтана. Потащила ее в
какой-то салон с большими стеклами, где народу было совсем немного, а
кассирша сидела словно птичка в клетке, причем золоченой, ажурной. Соня не
сразу догадалась, что это укрытие от налета на кассу, перед таким
произведением искусства любой грабитель с места не сдвинется. Оказалось,
здесь салон ювелирных изделий, и Соня ринулась выбирать, вот это колечко она
бы себе взяла, и вот это, за триста десять, дороговато, надо же себе рублей
двадцать оставить на всякий пожар. Набитого холодильника в квартире Михаила
Ефимовича хватит им на неделю, но надо же и на метро оставить. А вот еще
колечко с камешком голубым, кажется сапфир, ну да, сапфир, сколько стоит? О,
да это изумруд, его называют зеленым бриллиантом, две тысячи триста, кто его
купит? Вообще слово "драгоценности" как понять - дорогие ценности? Масло
масляное. Сообща, конечно, можно скинуться на две триста и по очереди
носить, но среди молодежи так не принято. Соня подвинулась на шаг к
следующей витрине, тут подешевле. Между прочим, здесь, в сравнении с другими
отделами, не было ни одной молоденькой продавщицы, все примерно в возрасте
Ирины Григорьевны. Соня отошла, а Ирина Григорьевна как раз там осталась и
Соня услышала ее негромкий вопрос и гораздо громче голос продавщицы:
- А вы цену рассмотрели? Две тысячи триста.
- Вижу, не слепая, выписывайте. - Ирина Григорьевна пошла платить, Соня
заметила, каким взглядом продавщица ее проводила, очень насыщенным,
содержательным взглядом. Зато кассирша, пожилая армянка с черным пушком над
губой, встретила ее чрезвычайно приветливо, исключительно любезно. Ирина
Григорьевна спокойно открыла свою сумочку, достала две пачки, кажется, по
пятьдесят рублей и распечатала еще пачку десяток, любимых Соней, розовых
пластиночек. Две триста, кассирша пересчитала, не убирая улыбки, пробила
старинным музейным аппаратом, подала чек. Ирина Григорьевна вернулась, взяла
колечко в коробочке и небрежно, даже не посмотрев, там оно, могло и выпасть,
положила коробочку в сумочку и оглянулась, ища Соню. А Соня застыла со
своими тремя сотнями в лифчике, она была унижена и оскорблена, ей хотелось
что-нибудь разбить, порвать, укусить себя хотя бы за локоть, - разве
справедливо, когда одному дается вон сколько, а другому кукиш с маслом?Ирина
Григорьевна кивнула Соне, та очнулась и под взглядом продавщицы гордо
прошагала к Ирине Григорьевне, приобщая себя к зеленому бриллианту.
Они вышли опять в толпу, Ирина Григорьевна спросила, а что себе выбрала
Соня. Ничего она не выбрала и не станет выбирать, разве это сумма - триста
рублей? Соня была на грани слез, как в детстве, лет наверно семь назад. Она
лучше всех играла в классе фортепьяно, но летом приехала чья-то родственница
из Риги и так сыграла, что Соне захотелось отрезать себе пальцы и больше не
подходить к инструменту. Девочка уехала в свою Ригу, обыкновенная,