"Иван Щеголихин. Должностные лица (Роман) " - читать интересную книгу автора

деле она подобрала его в "Голубом Дунае" после второй отсидки, посудницей
там работала, уборщицей. Приняла его, домой привела, у нее уже дочки были,
Эдик потом появился, он их совместный. Помыла его, одела, обула, стричь не
надо, в зоне тогда хорошо стригли и проверяли на форму двадцать, это сейчас
обрастают, не чешутся, патлатые оттуда выходят. Дочерей они с Марусей
вырастили, ну и общий у них любимец Эдик. Вася кого хочешь может понужнуть
матерком, любого начальника, любого руководителя, вплоть до... ладно, не
будем уточнять, не в том дело, а в том, что... Эх, Эдик, Эдик, в кого ты
такой пошел, разве сыновья так делают? Не ругал тебя отец, не бил, и
напрасно, как оказалось.
Задумался Вася, замечтался, а время идет. О чем же мечта его? Перемены
нужны срочные, и не только в его жизни, но и во всем Каратасе, а еще лучше
бы по всей стране. Да уж не будем жлобиться, хорошо бы и по всему миру. Хоть
бы война что ли грянула, появились бы другие заботы и хлопоты у всех.
Мельнику и тем чеченам стало бы не до Васи Махнарылова. А что, если вдруг?
Бывает хоть раз в жизни исключительное везение, мечтает человек, мечтает и,
говорят, чем сильней мечтаешь, тем скорее сбудется. А вдруг? Вот сейчас
включит Вася радио, а там Леонид Ильич делает заявление врагам мира и
социализма - а вдруг? И сразу все пойдет кувырком, объявят поголовную
мобилизацию, заберут в числе других Калоева, Магомедова, один только Мельник
может спастись, как контуженный Аэрофлота. Или какое-нибудь землетрясение,
как в Ташкенте. Живут себе люди, живут, а потом трах, бах - и все меняется,
кого-то завалило, кого-то напугало, и каждый понимать начинает, что жить
надо серьезнее, - ах, как хотелось Васе, чтобы шандарахнуло и некому было бы
ворошить прошлое и начали бы все заново жить - и Вася, и Калоев с
Магомедовым, и уже не делали бы никаких ошибок. Или ураган, допустим,
поднялся бы, к чертям собачьим выветрило все плохое, или наводнение вот, как
в Приморском крае. Вася первым бросился бы ликвидировать последствия,
геройски бы себя проявил, и народ не позволил бы никому с ним так
разговаривать и про Колесо намекать. Ах, как ему хотелось! Вася включил
радио и даже ухо подставил - а ну? Сначала тихонько - а вдруг? А там совсем
не диктор, там женщина строгая, грустная. Над Васей трагедия нависла, а
она - стишки читает. Э-эх... Но какие? "Не жаль мне, не жаль мне
растоптанной царской короны, но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых
церквей..." И Васю от голоса этой женщины до того взяла тоска, что он
поставил свой дипломат, подпер кулаком лоб и загрустил. "Но жаль мне, но
жаль мне разрушенных белых церквей..." Васе ужасно жалко стало и себя, и ту
церковь белую, в которой он ни разу в жизни не был, потому что родился в
бараке на краю земли, куда его родители поехали за длинным рублем. У него в
паспорте даже не указан ни город, ни поселок, а просто - район Крайнего
Севера. Много у нас новых мест, где люди смогли обойтись без церкви, да и
зачем она, если у нас не сосчитать разных вер - у русских одна, у казахов
другая, у немцев третья, у евреев четвертая. Вася вырос в городе без церкви,
а значит, и без предрассудков, хотя попы того же требуют, что и Уголовный
кодекс - не укради, не убей, не пожелай ни ближнего, ни дальнего.
А женщина по радио продолжала:
- Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, разбить свои крылья и
больше не видеть чудес!
Вася заплакал, и заплакал не просто так, а всласть, никто ему не мешал,
он утирал рукавом щеки, а слезы сами собой лились. За зрелые свои годы Вася