"Иван Щеголихин. Должностные лица (Роман) " - читать интересную книгу автора

Хочешь, не хочешь, а он вынужден обращаться к своей главной заначке. У
одних в государственном банке, у него в стеклянной банке. Декабрь, земля
звенит, долбить мерзлоту тяжело, но надо. На Колыме двенадцать месяцев зима,
остальное лето, и ничего, долбят, работают. Пришла такая необходимость, не
может Башлык на новом месте входить в авторитет с пустыми руками. Все-таки
не с луны свалился, в денежном Каратасе служил, никто ему не поверит, что
карман пустой.
Он пошел в сарай, распинал дрова мерзлые, звенящие, попробовал
колупнуть лопатой - черта с два. Пришлось взять лом, а он хол-лодный,
сволочь, обмотал тряпкой и начал долбить, только гул пошел. Мерзлая земля
летела осколками, будто он прорубь на реке вырубал, и мелкие льдинки
попадали в лицо. Запыхался, жарко стало, а рукам холодно, устал быстро, а
ведь раньше шоферюгой был, калымил и какие мешки таскал! Теперь пять минут
подолбил и дышать нечем. Место он знал точно, вырыл уже порядочно, а земля
все еще мерзлая, летят осколки, может, это уже от банки стекло летит? Не
разобрать, темно, он зажег фонарь, осмотрел - банок здесь нет.
Между забором и яблоней лежал сугроб, долго его разбрасывать, еще банка
под конурой Тарзана, там наверняка не так промерзло. Он сдвинул конуру
ломом, Тарзан заметался, заскулил, запротестовал, Шибаев бешеными частыми
тычками начал долбить, банку разобьет, так бумажки заметит как-нибудь. Гул
стоял, аж в доме стекла звенели, и у соседей слышно, но там свой человек
живет, по пятьдесят восьмой отбухал двадцать лет. Во время войны в
концлагере был, у него татуировка, цифра пятизначная на руке, потом в нашем
лагере отбухал, говорил, на Колыме, в земле вечной мерзлоты трупы
заключенных хранятся вечно. Тысячу лет будут храниться, и когда прилетят к
нам с другой планеты... Фантастика, Славик, фантастика. Во всех местах
сгниют и развеются в прах, а на Колыме останутся, и по ним будут судить,
какие люди жили на земле. "Жили". Они не жили, они сидели, а жизнь творили
мы, бесследно сгнивающие. Вот какая фантастика.
- Па-ап! Слышишь?! - На пороге стоял Славик, накинув на голову куртку.
Шибаев выпрямился, пот заливал глаза. - Мамка звонила, сказала, чтобы ты
перестал долбить.
Он бросил лом со звоном, ногой подправил конуру. Аж в роддоме, за три
версты слышно, как он долбил. Она каждый раз в это время звонит, после
ужина. Не зря Тарзан крутился, будто отговаривал его от пустой траты
времени, так и лез под лом, морду подставлял.
- Повтори, что она сказала?
- Бесполезно, говорит, чтобы ты не долбил.
Он прошел в дом, сбросил куртку и - в свою комнату, лёг на диван не
разуваясь. Что делать? Зинаиду в роддоме не достанешь, помолимся богу, чтобы
она не разродилась. Он может сейчас пойти к Лупатину и вместе с нарядом
милиции - в роддом, выдадут им халаты - по оперативной необходимости. Но что
это ему даст? Зинаиду не только словом - топором, колуном, ничем на свете не
заставишь сказать, куда она девала банки. Пока она знает, что Ирма еще жива,
она ни копейки не даст Шибаеву. Ревность ее сильнее боли, сильнее страха,
сильнее всего на свете.
Вместо семи знаков у него нуль. Даже семь нулей. Ясные круглые пузыри
без единицы слева. Нулевая ничья. Надо ехать в Москву, есть повод.
А деньги есть? Ха-ха-ха! На билет. Ха-ха-ха! Умора! Уже не пятьдесят
тысяч, хотя бы пятьдесят рублей найдется ли по сусекам? Да есть ли у него