"Иван Щеголихин. Должностные лица (Роман) " - читать интересную книгу автора

на трибуну, писать в газеты, говорить на собраниях, - по бумажке, чтобы не
сболтнуть правду - а на практике даже и думать нечего. Почему? Не выгодно,
прежде всего поэтому. Человеку не выгодно и государству тоже, собьемся с
ритма, отстанем от других индустриально развитых. Если убрать мощный рычаг
материального стимулирования, то ни плана не будет, ни занятости, рабочие
разбегутся, должностные лица начнут искать себе другой источник кормления,
поищут-поищут и наверняка найдут, государство у нас богатое, от каких-то
отчислений в частный карман не обеднеет. Так что, читай, Славик, фантастику,
читай брехню, с ней прожить легче.
- А где Валерка?
- Пошел Высоцкого записывать!
Во-во, в самый раз Шибаеву запеть: "И стоит он перед вечною загадкою,
перед солоно да горько-кисло-сладкою".
- А ты почему все дома и дома?
- Мне так интереснее.
Шибаев вспомнил Васю - "Сын у меня есть, а отца у моего сына нет".
- Ты знаешь, где твой отец работает?
- Знаю, директором.
- Чего директором?
- Как "чего"? Пивзавода.
Шибаев думал, без его комбината не только Каратас, весь Казахстан жить
не может, а оказывается, родной сын не знает про комбинат. Или отец так себя
засекретил, или Славик не от мира сего.
- Почему ты так решил?
- Я же в детсад ходил при пивзаводе, я помню. В песочке играл, землю
рыл.
"Землю рыл". Шибаев пришел пораньше именно за этим - рыть землю.
"Наружное наблюдение сняли, - сказал ему Лупатин". - "Сняли, но"... - сказал
далее майор, Шибаев уже отключился и никакого "но" не заметил, не взял на
память и, может быть, напрасно...
Рыть землю, потому что иного выхода нет. И Башлыку надо срочно, и для
раскрутки перед Новым годом тоже. Вместо Шевчика выплыл как из-под земли Яша
Горобец, начал шустрить, в Джезказган съездил, отвез партию каракуля за
наличный расчет, договорился еще на партию. Из Жаманкола приехал Костаниди,
взял тысячу шапок один раз, взял тысячу шапок другой раз, но это же крохи.
Вместе с ним, кстати, приезжала бабенка, тепло одетая, в пуховой шали и,
пока они загружали, она командовала, распоряжалась, Шибаеву голос ее
показался знакомым, он пригляделся, она все отворачивалась да
отворачивалась, он шагнул ближе, а она: "Здрасьте, Роман Захарович". Соня,
его секретарша, он ее еле узнал. Здрасьте, здрасьте, как дела? "Я замуж
вышла", - сообщила она главнейшую новость. Но как изменился человек за
какие-то, смешно сказать, два месяца, впечатление - будто выпуклую чеканку
разгладили асфальтовым катком, лицо плоское, глаза померкли, губы вообще
пропали, что такое могло случиться? Быстро она обабилась, стала наглой
торговкой, каких на базаре хоть пруд пруди. Соня под них себя подогнала, ей
уже будто лет тридцать, хотя на самом деле восемнадцать.
Ирма такой не будет никогда, ее никаким катком не прогладишь, наоборот,
моложе была худенькой, остроносой, портил ее нос, а сейчас округлилась,
груди стали дай бог каждому, плечи покатые, а то, как вешалка. Нет, Ирма чем
дальше, тем лучше, однако же, стерва, молчит...