"Иван Щеголихин. Не жалею, не зову, не плачу... (Роман)" - читать интересную книгу автора

тротуару, была бы надежда, но мы брели по канавам и буеракам, через ямы,
пеньки, колоды. Посёлок БОФа недавний, тайга была год назад, тут сам чёрт
ногу сломит, где теперь искать пистолет? Одна надежда, что ТТ не пушинка,
ветром не унесёт, в крайнем случае, с миноискателем можно найти, сапёров
позвать из Красноярска. Надо же было кобуру застегнуть, как следует, чёрт
вас дери, разгильдяи. Я тут же проверил кобуру - крепкая застёжка, всё, куда
надо вдето.
"А тебе давали оружие? Может, ты нас пустой сопровождал?" По лагерю
они не имеют права появляться с оружием за исключением особых случаев,
бунта, например, или битвы барак на барак. Ходят обычно с палкой, по-нашему
термометр.
"Давали, мать-перемать! - огрызнулся конвоир. - Это вы, суки,
похитили. Ат-тветите по закону!" Я его тащу всю дорогу, как рикша, он
цепляется за меня, как за мамину юбку, и вместо благодарности, что мы
слышим? Он обещает нам срока намотать.
"Вернёмся к Кате, - сказал я, - там он снимал полушубок, и ремень с
кобурой вешал".
Идём обратно. Стараемся найти свой след. Хирург ногами снег загребает,
авось повезёт, пистолет попадётся, а Саша опять затянул "Цыганка с картами,
дорога дальняя". Он даже не отрезвел ничуть от потери оружия, за что
трибунал может ему влепить на всю катушку, он свалит на нас с хирургом, и
все дела.
"Провокация! - с одышкой сказал Пульников, пиная снег то с
правой ноги, то с левой. - Хотят мне третий срок намотать. У-у, мусор!" - и
опять конвоира по спине, по спине. Вариант вполне допустимый, кроме него
хирурга в лагере нет, а зека прибывают и прибывают на стройку молибденового
комбината, так что давай, Пульников, оперируй дальше, у тебя хорошо
получается, ты в системе Гулага уже двенадцать лет. Да и что тебе на свободе
делать? Жена тебя давно забыла, дети твои выросли, писем никто не пишет, и
куда ехать после освобождения, ты сам не знаешь. А коли так, мы тебя не
бросим на произвол судьбы, обеспечим тебе в лагере приют, почёт и уважение.
У Пульникова зубы стучали не от мороза, а от предстоящей гибели. А я уже в
который раз думаю: сколько же лет надо просидеть, чтобы отвыкнуть насовсем
от свободы?..
Ночь, мороз, метель, чикиляем мы втроём в сторону посёлка БОФа, и
шествие наше имеет странный вид: один идёт руки в брюки, хрен в карман, а
двое перед ним пляшут, будто нанялись, турусы разводят, кренделя выписывают,
снег на ветер пускают. Метёт позёмка, крутит, вертит, зябко уже нам от тоски
и дурных предчувствий, идём в Катин барак. Одна польза от поиска -
выветрится хмель до донышка, и на вахте мы будем в состоянии дать трезвое
объяснение. А там разбирайтесь, может быть, вы действительно не давали ему
оружия.
"Женя, пистолет чёрный, - нудно тянет хирург. - Пожалуйста, пригибайся,
согни свою шею пониже. - Женя, мне хотят новый срок, неужели не понимаешь? -
Он хватал меня за рукав. - Я же тебе операции доверяю, я же твой учитель,
Женя!" - Он уже был на грани истерики.
Дошли мы снова до Катиного барака, а там уже ни огонька, бухаем в
двери, будим, кого попало, - где Катя живет? Разыскали, стучим. Боже
милостивый, если ты есть, помоги нам! Катя уже спала и ребёнка уложила,
голос у неё грубый за дверью: "Чего надо?" - "Катя, извини, мы оставили у