"Александр Щелоков. Золотой выстрел" - читать интересную книгу автора

- Уважаю. - Барсов помолчал и вдруг спросил. - У вас в батальоне
неприятности?
Вопрос прозвучал сочувственно, но Мисюра не терпел сострадания. Ему
казалось, что оно унижает мужчину. Ответил с усмешкой.
- Нормально. Нас бьют, а мы крепчаем.
- Ну, положим, не все крепчают. Слабые даже стреляются.
- Имеете в виду лейтенанта Баглая? Так он еще был пацан, а его подряд
носом в грязь. Все сразу обрушилось - служба, ушла жена. Хотя я на его месте
не себя, а этого грузина шлепнул.
- Грузин причем?
- Разве не он сбил с толку Светку? Молодая девка, без опыта...
- Не надо, капитан, ты ее не оправдывай. Чхония виноват, что внедрился
в нее своим корнем. А так он ее не насиловал, даже не кадрил. Вспомни, как
говорят: "Сучка не захочет, кобель не вскочит". Эта Светка была та еще
курва. Уверен, грузин у нее не первый и далеко не последний. Она поставила
целью вырваться отсюда в Россию любой ценой. Короче, Чхонию она сама
зацепила, сама подставилась...
Мисюру, все, о чем говорил Барсов, неприятно задевало. Все же речь шла
об офицерской жене. Над сознанием довлели образы, облеченные в слова: "жена
Цезаря вне подозрений", "жены-декабристки", "боевые подруги". И пересилить
свои убеждения, поменять их на другие, которые были бы ближе к истине
оказывалось крайне трудно.
- Ты говоришь, Андрей, так будто ее знаешь.
Мисюре казалось, что его аргумент неотразим. Но Барсов только тряхнул
гривой седевших волос.
- А то не знаю. Они у меня два медовых дня провели в доме - Рамаз и
Светочка. Так ты бы посмотрел, что это была за штучка. Все время ходила в
одном халатике, под которым ничего больше. И каждые пять минут, что бы мы ни
делали - обедали, в карты играли, пили чай, смотрели видик, канючила:
"Рамазик, вставай, пошли в спальню. Я тебе что-то хочу показать." А Рамазик
тот еще жеребчик. Говорил: "Все уже стоит, как штык". И шел за ней. Со всеми
вытекающими последствиями.
- Как он у вас оказался? Этот Чхония?
Мисюра взъерошился, напрягся. Ему было неприятно слышать, что виновник
трагедии Баглая, пусть даже косвенный, имел дело с Барсовым, с которым
пришлось познакомиться и разговаривать.
- Мы ведем дела не один год, можешь успокоиться. И женщин ему я не
поставлял. Может оставим эту тему? Уже готова уха. Пошли.
Они встали, вернулись к костру. Барсов поднатужился, взялся за дужку и
снял казан с огня. Поставил его в гнездо, выложенное на траве из камней.
Черпаком стал вынимать и раскладывать по алюминиевым мискам крупные куски
белой рыбы. Потом развернул большой бумажный пакет и высыпал в варево мелко
нарезанный зеленый лук, петрушку, затем подкинул туда же черного перца. Над
котлом поднялся аромат, будораживший аппетит.
Только после того, как они вчетвером усидели огромный котел ухи,
предварительно раздавив на троих четыре поллитровки горилки с перцем, Барсов
начал тот разговор, ради которого и пригласил Мисюру на рыбалку.
- Слушай, капитан, - ладонь у Барсова огромная, тяжелая, как ласт у
старого моржа. Он накрыл руку Мисюры целиком и чтобы выдернуть ее надо было
потратить неимоверные усилия. - У тебя нет на примете хорошего снайпера?