"Василий Щепетнев. Хроники, 1928 г.(Фрагмент: 'Хроники Черной Земли') " - читать интересную книгу автора

стало легче. В конце концов, не по городской брусчатке едет, по мягкой
земельке. Сейчас, правда, она от жары растрескалась и пыли много, так что
пыль, пыль - та же земля. Он смотрел по сторонам, смотрел опасливо, но земля
перестала кружиться, небо тоже оставалось на месте. Живем, брат!
Долго ехали молча.
- Вот она, Темная Роща. Пройдешь ее, церковь увидишь, на нее и иди, не
заплутаешь, - возница притормозил, давая Никифорову сойти.
Никифоров пристроил сидор на спину, в руку взял чемоданчик, неказистый,
фанерный, но с него и такого хватит, попрощался:
- Спасибо вам!
- Да на здоровье, на здоровье...
Роща была совсем не темной. Березки, беленькие, в солнышке купаются,
откуда ж темноте? Он шел мягкой пыльной дорогой, потом выбрал стежку, что
бежала рядом в траве - легче идти и чище. Дорога сбилась куда-то в сторону,
но он о ней не жалел. Найдется.
Не темной, но тихой, покойной. Он прошел ее из конца в конец, а слышал
лишь птичий щебет, и тот доносился снаружи, с полей. Может, он просто плохо
слушает. Или попримолкли от жары всякие зверушки. Кто тут может жить? Зайцы,
лисы, совы?
Впереди поредело. Кончилась роща.
Никифоров вышел на опушку, огляделся. Церковь, да.
Церковь проглядеть было мудрено: высокая, она еще и стояла на пригорке,
и купол ее, серебряный, блестел ярко и бесстрастно. Не было ему дело до
Никифорова.
Ладно. Долой лирику (лирикой отец называл все, не имеющее отношение к
делу, к службе и Никифоров перенял слово: точно и емко). Купол и купол,
стоит себе, а креста-то все равно нет. Спилили. Он на мгновение представил
себя там, на верхотуре с пилой в руках или с ножовкой, конечно с ножовкой,
окинул взглядом округу, увидел себя-второго здесь, на опушке, букашечка,
муравьишко, и сразу закружилась в голове и дурнота подкатила. Стоп, кончай
воображать, иначе заблюешь эту деревенскую пригожесть, травку-муравку,
одуванчики...
Он постоя, прислонясь к стволу, местами ласково-гладкому, а местами и
корявому, шероховатому. Во рту появился вкус свежего железа, побежала слюна.
Травка, зеленая травка. Муравей зачем-то карабкается на вершину, чем
ему там, у земли плохо? Залез, залез и обмер, оцепенел. На солнышке
погреться хочется, букашки, они тоже люди.
Стало легче, почти хорошо.
Все, пошли дальше.
Тропинка раздваивалась: можно было идти вверх, к церкви, а можно и
обогнуть. Крутизна смешная, плевая, но Никифоров выбрал второй путь. Да и не
он один, судя по утоптанности земли.
Пригорочек тоже пустяшный, просто по новизне показался большим. Обойдя
его, Никифоров увидел село. Большое, этого не отнять. Тропинка раздалась,
просто шлях чумацкий, да и только. По нему возы должны катить, ведомые
волами, могучими, но послушными. Цоб, цобе, или как им еще командуют?
Никифоров шел, стараясь угадать нужный дом, сельский совет рабочих и
крестьянских депутатов. Только вот рабочего класса на селе пока маловато,
пролетарского.
Крестьяне же построились вольготно, совсем не так, как в городе, сосед