"Василий Щепетнев. Хроники, 1928 г.(Фрагмент: 'Хроники Черной Земли') " - читать интересную книгу автора

- Да что ты? Дам раза, покатится с катушек!
- Не ходи! Увидит...
И верно, как же он сам не подумал. Того Фимке и нужно - посмотреть,
один ли он здесь. Деревня, Клаве позор. Ну, Фимка, дождешься...
На счастье, стук стих. Надоело, или подумал, что нет Никифорова внутри.
Ушел в окно, да и все, чего надрываться? Орал-то Фимка здорово, натурально.
Прямо артист.
- Я... Мне пора. - Клава тяжело, неуклюже слезла с лежака.
Вот так. Обгадил дружок ночку.
- Погоди, - пытался он удержать девушку, но больше для порядка,
чувствовалось, ни ему, ни ей оставаться вместе не хотелось.
- Завтра свидимся, завтра, - Клава торопливо оделась. Он коснулся
девушки и дрожь, крупная, неудержная, передалась и Никифорову.
- Завтра... - но закончить было нечем. Он потерянно, тупо смотрел, как
Клава вскарабкалась на подоконник и соскользнула вниз. Надо бы проводить,
наверное. Никифоров поспешил к окну, и увидел лишь мелькнувший в кустах
сарафан. Тут же облако закрыло луну, и только на слух можно было проследить
путь Клавы. Ладно, все равно не догнать, да еще он в таком виде, пока
оденется...
Он и оделся, споро, быстрым шагом дошел дошел до калитки, но Клавы и
след простыл. Где-то вдалеке слышались ее шаги, но громче их были песни
цикад, расшумевшихся в ночи,
Пойти да наподдать Фимке?
Утром. Спокойно, без гнева, уча даст раза. Без гнева - главное.
Он вернулся, вскарабкался на подоконник.
Знобило. Странно, потому что здесь, у окна было тепло, воздух снаружи,
спокойный, парной. Внутри же действительно зябко. Келья, да. Однако в монахи
ему не с руки.
Удивительно, то цикад, орущих за оградою, здесь совершенно не слышно.
Тишина.
И, будто услышав мысли Никифорова, кто-то засмеялся:
- Хи-хи-хи...
Смеялись совсем рядом, за дверью. На Фимку даже и непохоже, слишком
высок, тонок голос. Наверное, кто-нибудь к нему пришел тоже...
Он лег, укрылся, поджал к животу ноги. Теплее, теплее... С Фимкой
разбираться не хотелось, пошел он - именно туда. Дурак и есть дурак. Утром,
конечно, придется стукнуть по шее, а лучше - высмеять как-нибудь. Мол,
снилось мне, Фимка, будто ты...
Шорох, громкий, неприятный, шел снизу, из подполья. Развели крысюков.
Церковные крысы, они - бойкие. Стало неприятно, хотя вообще-то Никифоров
крыс не боялся, но и любить их было не за что. Воры, разносчики заразы,
первый признак непорядка. Давить их нужно, давить и травить. Пирожки с
толченым стеклом.
Возня стихла, но еще раньше Никифоров согрелся и уснул. Подумаешь,
невидаль - крысы под полом...
Проснулся рано, поутру, с деревенскими. Вспоминал давешнее - сон, нет?
Сейчас все казалось зыбким, чудным, такое с Никифоровым бывало. Приснится
порой, что отец ему револьвер подарил, и потом, между снами, мучительно
вспоминаешь, куда же револьвер задевался. А снилось часто, он наизусть знал
тот револьвер, пятизарядный "кольт", старую, но безотказную машинку, свою