"Джорджо Щербаненко. Венера без лицензии ("Дука Ламберти" #1) " - читать интересную книгу автора

курятнике. Было всего четыре утра, а внутри уже начался отлив; возможно,
длительным ночным пыткам приходит конец. До слуха вдруг донесся легкий
скрип, как будто кто-то тихонько затворял дверь или окно. Должно быть, и
микеланджеловскому Давиду не спится, и ему неуютно в этой вселенной. Дука
поднялся и наугад взял с полки книгу - историю республики Сало, открыл тоже
наугад и прочел депешу Буффарани, адресованную дуче: энтузиазм итальянцев по
отношению к войне после Сталинграда и высадки союзников в Марокко резко
уменьшился, необходимо помнить, что настроения в народе теперь совсем иные,
нежели во времена Империи, падают симпатии и к немцам...
Он быстро захлопнул книгу, поставил ее обратно на полку. Что-то
насторожило его - и здесь, в доме, и снаружи: полоска светлеющего неба на
горизонте какая-то подозрительно мутная. Он метнулся из комнаты так, будто
уже знал, что произошло, хотя, честно говоря, пока это были лишь неясные
предчувствия. Подошел и стукнул в дверь соседней комнаты.
Ответа не последовало. Он подергал ручку: заперто на ключ. Наконец все
стало ему ясно, и он забарабанил что было сил.
- Откройте, иначе я вышибу дверь.
Ключ в скважине повернулся, и за дверью он увидел то, что ожидал:
правой рукой Давид прижимал к левому запястью платок весь в крови - она
стекала на пол. Так уходят из жизни только вконец отчаявшиеся люди.
Не говоря ни слова, Дука втолкнул его в ванную, на стене висела
аптечка, в которой, как ни странно, нашлось все необходимое. Парень
безропотно положил на раковину свою ручищу и позволил оказать себе помощь.
Вена была вскрыта наилучшим образом для достижения поставленной цели:
максимальная потеря крови при минимальной длине пореза, - но значит и шить
меньше, нет худа без добра. Не прошло и получаса, как несостоявшийся
самоубийца уже лежал на постели. Повязки не было видно под манжетой рубашки.
До сих пор он не издал ни единого звука.
Спаситель тоже помалкивал. Уложив Давида, он решил найти виски. Для
него это было плевое дело: куда еще такой верзила спрячет бутылку, как не на
шкаф? Приподнявшись на цыпочки (он был не намного ниже Давида), Дука
сумел-таки дотянуться до этого мальчишеского тайника, вытащил бутылку и про
себя нервно рассмеялся.
Пил он прямо из горлышка: глоток - выдох, глоток побольше - опять
выдох, третий глоток - ну все, хватит. Эти три глотка были ему необходимы,
хотя и они не смогли полностью растворить страх, сковавший все внутренности.
Он убрал бутылку, присел на кровать к Давиду и глянул ему прямо в глаза. У
того был совершенно невозмутимый вид: ни испарины, ни слез, ни болезненной
бледности. Это-то и самое страшное: собрался умереть спокойно, на трезвую
голову. В двадцать два года.
- Вам не случалось думать о ком-нибудь, кроме себя? - спросил Дука,
отвернувшись от него и уставясь в молочно-белесый туман за окном.
Молчание.
- Нет, не только об отце, хотя не знаю, как бы он пережил вашу
смерть... А о других, вообще о людях, о первом встречном вроде меня?..
Допустим, я бы не услышал, как скрипнула дверь, когда вы прошли в ванную за
ножницами. Попытайтесь представить себе, что было бы, если б я спал и утром
обнаружил бы холодный труп. Я всего три дня как из тюрьмы, отсидел за
убийство - понимаете, за убийство, хотя и со смягчающими обстоятельствами. И
вот меня застали бы над трупом молодого человека, после того как мы вместе