"Виталий Щигельский. Питерский смог (рассказы) " - читать интересную книгу автора

Тогда она пахла солнцем и полевыми цветами. Теперь...
"Панас" снова звонит.
После некоторой паузы отвечаю:
- Я слушаю.
- Ты сейчас где?
Это жена, и это ее стандартный идиотский вопрос.
- В "Мулен Руж", - а что еще мне ответить?
- Не ври! Ты на работе.
- Ну.
- Ну, ты купишь мне это? Купишь?
- Я?
- Опять пьешь?
- Я люблю тебя.
- Понятно: опять пьешь, сволочь. Домой можешь не приходить. Без той
красной сумочки, которую я выбрала в "Капризнице" вчера.
- Хорошо...
Связь обрывается. Это хорошо. Когда заканчивается дипломатическая
водка, а я все еще не готов принимать правила этого мира, то приходится
подворовывать "Хеннеси" шефа. У меня есть дубликат ключа от его бара. Я не
умел понять правил общежития, находясь у подножия человеческой пирамиды. Я
обычно не понимаю их и теперь, благоденствуя в ее середине. Есть подозрение,
что и там, на вершине, у субъектов большого бизнеса подобные проблемы не
решены. И пик вершины - это тупик пути. И различий между людьми не так
много. Если я приеду домой без красной сумочки - меня ждет скандал. Если с
сумочкой - вечер с женой в черных ажурных чулках, на фоне порнокассеты с
"мохнатым шоу" по мотивам истории "учительница и ученик".
Я размышляю и пью коньяк. Я и она. Муж и жена. Учительница и ученик.
Кажется, мы до конца употребили друг друга. Кажется, красная черта давно
пересечена. Равнодушие, безразличие и раздражение - это то, что мы каждый
день кушаем, сидя напротив друг друга. И становимся тем, что мы кушаем. Я не
нужен ей без "колес", премиальных, колечек и сумочек. Она - без двух бутылок
пивка и чулок в сеточку. А есть ли у меня варианты? Может быть, я слишком
умный и слишком много и часто думаю?
Я смотрю за окно. Наверху - серое ватное небо. Снизу - люди, машины и
грязь. Офис принадлежит "ЦентроПупБанку". А в бутылке кончается коньяк...


Разговор с Овцеуховым

На столе стоят и лежат бутылки, под грудой окурков прячется пепельница,
ее окружают несколько тарелок в кроваво-красных следах: возможно, я переел
кетчупа или даже съел человека. Но, скорее всего, я тихо и упорно пил в
течение неопределенного промежутка времени, о котором мне нечего вспомнить.
Вызывающий тошноту, подобно помойным пейзажам Энди Уорхола, интерьер кухни
подсказывает, что пил я у Овцеухова. А ведь это самая крайняя степень
падения - пить с Овцеуховым. В лучшие времена я не стал бы даже курить с
Овцеуховым, с этим интеллектуальным спартанцем, с этим карликом духа...
Я не всегда выражаюсь эзоповым языком, просто мне плохо. Дайте мне сто
граммов водки, и, клянусь, я перестану быть Эзопом.
- Овцеухов! - кричу я. - Где твои запасы водки?..