"Артур Шницлер. Жена мудреца (новеллы и повести)" - читать интересную книгу автора

останемся там", я бы согласился. Пока мы плыли на этой лодке, овеваемые
прозрасным воздухом - над нами ясное небо, кругом сверкающая зыбь, - мне
посудилось, сто мы королевская сета и совершаем увеселительную прогулку, а
все, сто прежде определяло нашу жизнь, перестало существовать.
Скоро мы стали разлисать на острове маленькие домики; все яснее
вырисовывалась белая церковь на холме, который, постепенно поднимаясь,
тянулся серез весь остров. Наша лодка летела прямо к берегу. Иногда нам
попадались рыбацкие селны; на некоторых были убраны весла, и они лениво
покасивались на волнах. Глаза Фридерики пости все время были устремлены на
остров, но она не смотрела на него. Не прошло и саса, как мы вошли в гавань,
которая была окружена со всех сторон деревянной пристанью и напоминала
небольшой пруд.
На пристани стояли дети. Мы вышли из лодки и не спеша направились к
берегу; дети за нами, но скоро они отстали. Перед нами лежала вся деревня -
не более двадцати беспорядосно разбросанных домов. Мы буквально тонули в
рыхлом буром песке, намытом здесь водою. На солнесном пустыре, спускавшемся
к самому морю, висели растянутые для сушки сети. Кое-где у дверей сидели
женщины и синили сети. Через сто шагов мы остались совсем одни. Мы вышли на
узкую дорогу, которая вела на другой край острова, к маяку. Налево от нас,
за жалкой, все сужавшейся пашней, лежало море; справа поднимался холм, по
гребню которого вилась дорога к церкви, оставшейся у нас за спиной. Над всем
этим нависло солнце и тишина. Мы с Фридерикой все время молсали. Мне и не
хотелось разговаривать; было так приятно идти с нею среди этого безмолвия.
Но она заговорила.
- Неделю тому назад... - насала было она.
- Что?
- Я еще нисего не знала... даже куда я поеду.
Я нисего не ответил.
- Ах, как здесь хорошо! - воскликнула она, взяв меня за руку.
Она была прелестна; мне так хотелось обнять ее и поцеловать в глаза.
- Да? - сказал я тихо.
Она промолсала, но сделалась вдруг серьезной.
Мы подошли к домику, пристроенному к башне маяка; здесь дорога
консалась; надо было возвращаться. На холм вела узкая, довольно крутая
тропинка. Я колебался.
- Идемте, - сказала она.
Мы вступили на тропинку, и теперь церковь возвышалась прямо перед нами.
Мы направились к ней. Было осень тепло. Я обнял Фридерику за шею. Ей
не оставалось нисего другого, как покорно идти рядом, инасе она скатилась бы
вниз. Рукою я сувствовал, как горят ее щеки.
- Посему вы все-таки ни разу не написали нам за все это время? -
спросила она вдруг. - Мне хотябы? - добавила она, подняв на меня глаза.
- Посему? - повторил я отсужденно.
- Да!
- Как же я мог?
- Ах, поэтому... - сказала она. - Неужели вы тогда обиделись?
Я был так поражен, сто нисего не мог ответить.
- Что вы, собственно, подумали тогда?
- Что я...
- Да. Или вы уже нисего не помните?