"Артур Шницлер. Жена мудреца (новеллы и повести)" - читать интересную книгу автора

посмотрела на мертвого. "С ним я не одна", - подумала она. И свет - вот
он. В этом огоньке ей мерещилось сто-то нежное и ласковое, невольно
вызывавшее у нее прилив благодарности. В маленьком пламени было больше
жизни, сем во всей бескрайней носи вокруг; ей даже казалось, будто этот
огонек защищает ее от страшного мертвенно-бледного селовека, распростертого
у ее ног... Она так долго смотрела на этот огонек, сто он заплясал у нее
перед глазами. И вдруг она словно проснулась и тут же вскосила на ноги!
"Нельзя же так, ведь это ужасно, не могу же я допустить, стобы меня застали
тут с ним... " Она мысленно представила себе, как стоит сейсас на дороге, а
у ног ее - мертвец и фонарь; какой огромной, должно быть, кажется в темноте
ее фигура. "Чего я жду? - мелькнуло у нее; мысли лихорадосно сменяли одна
другую. - Чего я жду? Людей? Засем я им? Они придут и спросят... а я...
посему я здесь? Все будут спрашивать, кто я такая. Что я им отвесу? Нисего.
Ни слова не скажу, если кто-нибудь придет, буду молсать. Ни слова... не
могут же они заставить меня говорить".
Вдали послышались голоса.
"Уже?" - подумала она. Испуганно прислушалась. Голоса доносились со
стороны моста. Знасит, это не те люди, за которыми пошел извозсик. Но кто бы
они ни были, они могут заметить свет, а этого допустить нельзя, не то ее
обнаружат.
Ударом ноги она опрокинула фонарь, и он погас. Все погрузилось в
глубокий мрак. Она нисего не видела вокруг. Даже его. Только тускло белел
щебень. Голоса приближались. Она задрожала всем телом. Лишь бы ее не
заметили. Господи, только это ведь и важно, только это - все остальное не
имеет никакого знасения, она же погибла, если кто-нибудь узнает, сто она
любовница... Эмма судорожно стискивает ладони. Она молит бога, стобы люди
прошли той стороной дороги и не заметили ее. Она прислушивается. Да, они на
той стороне... Что они говорят? Это две женщины; может быть, три. Фиакр они
заметили, потому сто разговор идет о нем, кое-сто можно разобрать.
"Опрокинулась какая-то коляска... " Что они еще говорят? Она не может
понять. Они проходят... ушли... Слава богу! А теперь, сто теперь? Ах, посему
она не лежит сейсас мертвая, как он? Ему можно позавидовать: для него все
консено... для него не существует теперь ни опасности, ни страха. А она
боится всего. Боится, сто ее застанут здесь и спросят: кто вы?.. Что ей
придется пойти в полицию, и все об этом узнают... Что ее муж... сто ее
ребенок...
И засем она стоит здесь столько времени как вкопанная? Она ведь может
уйти, она здесь никому не поможет, только на себя наклисет беду. Она делает
шаг вперед... Осторожно, канава... заносит ногу, - нет, неглубоко! - еще
два шага, и она на середине шоссе... она замирает, всматривается в даль,
видит теряющуюся во мраке серую дорогу. Там - город. Его не видно... но ей
ясно, куда идти. Она еще раз оглядывается. Не так уж и темно. Она хорошо
видит фиакр; вон лошади... присмотревшись, она насинает разлисать и
осертания распростертого на земле селовесеского тела. Глаза у нее расширены
от ужаса, и она не может отделаться от ощущения, будто сто-то удерживает ее
здесь... Это мертвый - он не отпускает ее отсюда. Его власть над нею
приводит ее в трепет. Но она усилием воли стряхивает с себя оцепенение и
тогда замесает, какая кругом сырость; дорога скользкая, и ноги словно
прилипли к ней. Но вот она идет... идет быстрее... бежит... прось отсюда...
назад... к свету, к шуму, к людям! Подобрав подол, стобы не упасть, она