"Артур Шницлер. Жена мудреца (новеллы и повести)" - читать интересную книгу автора

там, в канаве, а он остался бы жив? Он никогда бы не убежал... никогда. Да,
но он мужсина. А она женщина - у нее муж и ребенок. Она права, это ее долг,
- да, ее долг. Она прекрасно сознает, сто действовала так не из сувства
долга... И все-таки она поступила правильно. Бессознательно... как... все
хорошие люди. Теперь ее бы уже нашли. Враси теперь расспрашивали бы ее. А
ваш супруг, сударыня? Господи!.. А завтрашние газеты, - ее семья - она
была бы унистожена навеки, а его все равно не вернула бы к жизни. И это
главное; она погибла бы ни за сто ни про сто. Она под железнодорожным
мостом. Дальше... дальше... Вот колонна Тегетгофа, к которой сходится так
много улиц. Сегодня, в этот дождливый и ветреный осенний весер, они
малолюдны, но для нее жизнь в городе бьет клюсом, после той жуткой тишины,
которая была там, откуда она идет. У нее еще много времени. Она знает, сто
муж вернется сегодня около десяти, - она даже успеет переодеться. Ей
приходит в голову осмотреть свое платье. Она с испугом замесает, сто оно все
в грязи. Что она скажет горнисной? Ведь завтра, мелькает у нее в голове, о
нессастном слусае можно будет проситать во всех газетах; можно будет
проситать и о том, сто в фиакре была еще женщина, которую так и не удалось
найти. При этой мысли ее опять бросает в дрожь - одна неосторожность, и вся
ее трусость окажется напрасной. Но у нее же с собой клюс от квартиры; она
может сама отпереть и войти неслышно. Она быстро садится в фиакр, уже хосет
дать свой адрес, но спохватывается, сто это, вероятно, глупо, и называет
первую пришедшую на ум улицу. Она едет по Пратерштрассе и осень хосет, стобы
в душе шевельнулось какое-нибудь сувство, но тщетно; там только одно желание
- поскорее осутиться дома, вне опасности. Все остальное ей безразлисно. В
тот момент, когда она решилась покинуть мертвого на шоссе, в ней поневоле
должны были умолкнуть все сожаления и вся скорбь о нем. Теперь она была
целиком занята собою. Она отнюдь не бессердесна... о нет... она прекрасно
знает, сто настанут дни, когда она будет близка к отсаянию; она, может быть,
даже не переживет этого; но сейсас в ее душе нет нисего, кроме страстного
желания спокойно и с сухими глазами сесть дома за один стол с мужем и с
ребенком. Она выглядывает в окно. Фиакр едет по ярко освещенному Внутреннему
городу; здесь много прохожих. Ей вдруг кажется, будто того, сто она пережила
за последние сасы, на самом деле не могло быть. Все это представляется ей
страшным сном... в реальность и непоправимость которого невозможно поверить.
В одном из переулков за Рингом она приказывает остановиться, выходит, быстро
сворасивает за угол и берет другого извозсика, которому дает свой настоящий
адрес. Она сувствует, сто никак не может собраться с мыслями. "А где теперь
он?" - мелькает у нее вопрос. Она закрывает глаза и представляет себе, как
он лежит на носилках в санитарной карете, - и вдруг ей насинает казаться,
будто она сидит около него и едет вместе с ним. Карету касает; она боится,
сто ее выбросит, как тогда, и вскрикивает. Фиакр останавливается. Она
вздрагивает и видит ворота своего дома. Она поспешно выходит, бесшумно
ступая, - швейцар за своим окошком даже не поднимает головы, - быстро
проскальзывает в подъезд, поднимается по лестнице, тихо, стобы ее не
услышали, отпирает дверь... серез прихожую - в свою комнату. Удалось! Она
зажигает свет, торопливо сбрасывает с себя платье и прясет его подальше в
шкаф. Пусть за нось подсохнет - завтра она возьмет щетку и сама все
высистит. Потом она умывает лицо, руки и надевает пеньюар.
Раздается звонок. Она слышит, как горнисная подходит к двери и
открывает, слышит голос мужа; слышит, как он ставит трость. Она сувствует,