"Артур Шницлер. Возвращение Казановы" - читать интересную книгу автора

Ибо он не сомневался, что сразу почувствует облегчение, если приблизится к
вожделенной родине еще на несколько миль. Казанова ускорил шаг, чтобы успеть
вовремя получить место в почтовой карете, которая перед заходом солнца
выезжала в восточном направлении; больше здесь ему делать было нечего;
прощальным визитом к барону Перотти можно было пренебречь, а чтобы уложить
для путешествия все пожитки, ему довольно было и получаса. Он подумал о
своих двух изрядно поношенных камзолах - худший из них был на нем, о не раз
чиненном, некогда дорогом белье; это вместе с двумя-тремя табакерками,
золотыми часами на цепочке и десятком книг составляло все его имущество; ему
вспомнились минувшие дни, когда он разъезжал повсюду в роскошной дорожной
карете, как вельможа, снабженный в изобилии всем нужным и ненужным, конечно,
со слугой - разумеется, по большей части мошенником, - и от бессильной злобы
на глаза его навернулись слезы. Навстречу ему ехала повозка; ею правила
молодая женщина с кнутом в руке, а среди мешков и всякого домашнего скарба
храпел ее пьяный муж. Сперва она с насмешливым любопытством посмотрела на
Казанову, который с искаженным лицом, бормоча сквозь зубы что-то невнятное,
широко шагал по дороге под отцветшими каштанами; но, встретив его
сверкнувший гневом ответный взгляд, глаза ее отразили испуг, а когда она
проехала мимо и обернулась - выражали похотливую готовность. Казанова,
которому было хорошо известно, что гнев и ненависть действуют на молодость
сильнее, чем мягкость и нежность, сразу понял, что с его стороны достаточно
было бы дерзкого окрика, чтобы остановить повозку, и тогда он мог бы делать
с молодой женщиной все, что захочет; но хотя сознание этого и улучшило на
минуту его настроение, он все же решил, что ради такого ничтожного
приключения не стоит терять даже нескольких минут; поэтому он дал проехать
крестьянской повозке, и она со скрипом продолжала свой путь в пыльном мареве
большой дороги.
Тень деревьев слабо защищала от палящих лучей высоко поднявшегося
солнца, и Казанова был вынужден постепенно замедлить шаг. Дорожная пыль
таким толстым слоем осела на его платье и обуви, что трудно было заметить,
как они поношены, а по одежде и осанке Казанова мог вполне сойти за знатного
господина, которому вздумалось оставить свой экипаж дома. Перед ним уже
вырисовывалась арка городских ворот, вблизи которых находилась гостиница,
как вдруг он увидел ехавшую ему навстречу и подпрыгивавшую на ухабах
неуклюжую деревенскую колымагу, в которой сидел дородный, хорошо одетый и
еще не старый мужчина. Его одолевала дремота, и он сидел, сложив руки на
животе, глаза его слипались, но вдруг взгляд его, случайно скользнув по
Казанове, оживился, и весь он казался охваченным радостным возбуждением. Он
поспешно вскочил на ноги, шлепнулся обратно на сиденье, снова вскочил,
толкнул кучера в спину, чтобы тот остановил лошадей, оглянулся назад в
продолжавшем катиться экипаже и принялся махать Казанове обеими руками;
наконец, он трижды выкрикнул его имя высоким резким голосом. Казанова узнал
этого человека только по голосу; он подошел к остановившемуся экипажу, с
улыбкой взял обе протянутые ему руки и сказал:
- Неужели это вы, Оливо? Возможно ли?
- Да, это я, синьор Казанова! Вы все же узнали меня?
- Почему бы мне не узнать вас? Правда, со дня вашей свадьбы, когда я
видел вас в последний раз, вы несколько пополнели, но, должно быть, и я не
мало изменился за эти пятнадцать лет, хотя и не пополнел.
- Нисколько, - возразил Оливо, - можно сказать, ни капельки, синьор