"Вальтер Скотт. Вдова горца" - читать интересную книгу автора

презираемая, и ей казалось, что, как только сын решится взять на себя ту
роль, которая принадлежала отцу, она вновь обретет былое свое влияние. Когда
она позволяла своему взору проницать более отдаленное будущее, ей неизменно
представлялось, что она много лет уже будет лежать в могиле, что давно
отзвучат погребальные песни, над ней пропетые ее кланом, прежде чем Хэмиш
Светловолосый испустит дух, сжимая эфес своего окровавленного палаша. Ведь
отец его успел поседеть, прежде чем, множество раз преодолев грозившие ему
опасности, он пал с оружием в руках. То, что ей пришлось быть очевидицей его
гибели и остаться после этого в живых, было в те времена в порядке вещей. И
лучше было, - так она с гордостью думала, - что муж ее умер у нее на глазах
такой смертью, чем если бы ей довелось видеть, как он угасает в дымной
хижине, на одре из полусгнившей соломы, словно изнуренный пес или пораженный
тяжкой хворью вол. Но ее отважному юному Хэмишу до смерти еще далеко. Он
должен преуспеть, должен побеждать, как его отец. А когда он наконец падет в
бою - бескровной смерти Элспет для него не чаяла, - она давным-давно уже
будет покоиться в земле и ей не придется ни видеть его предсмертные
страдания, ни причитать на его могильном холме.
Поглощенная этими бессвязными мыслями, Элспет впала в обычное для нее
возбуждение или, вернее, в еще большее, чем обычно. Говоря высоким языком
писания, который на этом наречии не намного отличался от языка
повседневного, она поднялась, умылась, сменила одеяние свое, и вкусила
хлеба, и воспрянула духом.
С великим нетерпением ждала она возвращения сына, но теперь к этому
чувству не примешивалось ни горечи, ни тревоги, ни страха. Она говорила
себе, что ему многое еще нужно совершить, прежде чем он теперь, в эти
времена, сможет стать вождем, которого все будут уважать и бояться, и все
же, когда она в мыслях своих видела его возвращение, ей начинало казаться,
что он явится под звуки волынок, с развернутыми знаменами, во главе отряда
храбрецов, одетых в развевающиеся по ветру живописные тартаны, наперекор
законам, которые под угрозой тяжкой кары возбраняли ношение национальной
одежды и всех тех знаков отличия, столь дорогих для причислявших себя к
рыцарям знатных горцев. На все это ее пылкое воображение давало ему лишь
несколько дней.
С той минуты как Элспет прониклась глубокой, несокрушимой уверенностью,
что так оно и будет, все ее мысли сосредоточились на том, чтобы достойным
образом принять сына и его приверженцев и украсить свою хижину так же пышно,
как, бывало, она это делала к возвращению его отца.
Заготовить по части съестных припасов что-либо существенное ей было не
на что, да это ее и не заботило: удачливые разбойники пригонят стада
крупного и мелкого скота. Но в самой хижине все было готово к их приему;
асквибо она наварила столько, что диву можно было даться, как женщина без
чьей-либо помощи справилась с этой работой. Свою хижину она убрала так
тщательно, что та приняла, можно сказать, парадный вид. Элспет тщательно
подмела ее и украсила ветками всевозможных деревьев, как это делают
еврейские женщины в канун того дня, который называют праздником кущей*. Все
молоко, полученное в эти дни от ее маленького стада, пошло на изготовление
сыров и других изделий; она изощрялась, как только могла, чтобы на славу
угостить сына и его соратников, которых рассчитывала принять у себя вместе с
ним.
______________