"Вальтер Скотт. Вдова горца" - читать интересную книгу автора

так и к разным достопримечательностям, которые встречались на пути. В складе
ума этого человека и его манере выражаться было нечто своеобразное: его
любовь к древним преданиям являла резкий контраст находчивости, необходимой
для промысла, которым он занимался; разговор с ним всегда бывал
занимательным, и время в пути проходило незаметно.
Прибавьте к этому, что Доналд знал обычаи каждого из уголков того края,
по которому разъезжал. Он мог с точностью сказать, когда именно будут
"колоть ягнят" в Тиндраме или Гленуилте, благодаря чему приезжий может
рассчитывать на пристойное пропитание, и столь же точно определял расстояние
до последней деревни, где еще удастся купить каравай пшеничного хлеба, -
сведения весьма ценные для тех, кто мало знаком со "страной овсяных
лепешек"*. Он знал, как свои пять пальцев, каждую милю дороги, и мог
безошибочно сказать, какая сторона того или иного моста в горах проезжая и
какая, вне всякого сомнения, опасна**. Словом, Доналд Мак-Лиш был не только
нашим надежным спутником и верным слугой, но и смиренным, услужливым нашим
другом; и хотя я знавала почти классического итальянского чичероне,
болтливого французского наемного лакея, и даже испанского погонщика мулов,
гордого тем, что он питается одной кукурузой, и грозного, когда дело
касалось его чести, - мне все же думается, что у меня никогда не было такого
разумного и понятливого проводника.
______________
* ... со "страной овсяных лепешек". - Так называли Шотландию. Овсяные
лепешки - излюбленное кушанье у жителей Шотландского предгорья.
** Знать это было необходимо, особенно в те времена. В одном из
прекраснейших горных округов не так еще давно на мосту красовалась
поразительная надпись: "Держитесь правой стороны, левая опасна" (Прим.
автора.)

Разумеется, нашими передвижениями ведал Доналд, и зачастую, в погожие
дни, мы предпочитали дать отдохнуть лошадям в каком-нибудь живописном
уголке, даже если там не было почтовой станции, и закусывали где-нибудь под
отвесною скалой, с которой низвергался водопад, или у родника на сочной
зеленой лужайке, пестревшей полевыми цветами. Доналд умел находить такие
уголки, и хотя он, как мне кажется, никогда не читал ни Жиль Бласа*, ни
ДонКихота, он, однако, всегда умел выбрать места, достойные пера Лесажа или
Сервантеса. Заметив, как охотно я вступаю в беседу с деревенским людом, он
зачастую предлагал нам расположиться на отдых невдалеке от хижины
какого-нибудь престарелого гэла, чей палаш разил врага под Фолкерком или
Престоном**, старика, который, несмотря на всю свою ветхость, был живым
свидетелем далекого прошлого. Иной раз ему удавалось исхлопотать нам
скромное, простиравшееся не дальше чашки чая гостеприимство какого-нибудь
сельского священника, человека образованного и достойного, или зажиточного
землевладельца, с грубоватой простотой самобытных своих нравов и
неподдельным сердечным радушием соединявшего своеобразную учтивость, вполне
естественную у народа, самый захудалый представитель которого, подобно
испанскому дворянину, привык считать, что он "такой же джентльмен, как сам
король, разве что малость победнее".
______________
* ... не читал... Жиль Бласа... - Речь идет о романе "Похождения Жиль Бласа
из Сантильяны" французского писателя Алена-Рене Лесажа (1668 - 1747).