"Дэвид Седарис. Одень свою семью в вельвет и коттон " - читать интересную книгу автора

если одновременно смотреть и желать, все становится на свои места, и в
особенности то, чему было суждено выделиться и разрушить мою жизнь
навсегда.
- Мне не хотелось этого говорить, - сказал я, - но игра в покер
противоречит моей религии.
- Ага, стопудово, - сказал Уолт. - Ты что, баптист?
- Я греческой православной веры.
- Ну, тогда это все чушь, потому что греки изобрели карты, - парировал
Уолт.
- Вообще-то, я думаю, это сделали египтяне, - это сказал Скотт,
который быстро решил заделаться умником.
- Греки, египтяне - один хрен, - заявил Уолт. - Как бы там ни было, о
чем твой папаша не узнает, о том и переживать не станет, так что заткнись и
играй.
Он сдавал карты, а я переводил взгляд с одного лица на другое,
выискивая их слабые места и напоминая себе, что я не нравлюсь этим ребятам.
Я надеялся раздробить каждую молекулу их привлекательности, но, как
показала вся моя последующая жизнь, чем больше я кому-то не нравился, тем
привлекательней для меня становился этот человек. Я мог выйти из положения,
начав мухлевать, оспаривать каждый ход, пока не взойдет солнце и миссис
Уинтерс не спасет меня каким-то бодрящим кошмаром, приготовленным на
завтрак.
Чтобы обезопасить себя в том случае, если мухлевать не получится, я
зашел в ванную и удостоверился, что на мне чистое белье. Допустить
серьезный промах было хуже некуда, но если бы к нему добавился еще и след
от дерьма на трусах, то мне ничего бы не оставалось, кроме как взять
измазанный кетчупом нож и заколоться, пока не поздно.
"Ты что там, торпеду запускаешь? - прокричал Уолт. - Шевелись, мы
ждем".
Как правило, когда меня вынуждали соревноваться, я применял свою
стратегию сдачи без боя. Любые попытки бороться означали бы, что ты
претендуешь на победу, а это делало тебя еще уязвимей. Человек, который
хотел выиграть, но в итоге проиграл, - неудачник, но в то же время человек,
которому наплевать на победу, - просто чудак. И я научился уживаться с этим
титулом. Тем не менее в данной ситуации сдаться было невозможно. Я должен
был выиграть в игре, о которой ничего не знал и которая казалась
безнадежной, пока я не понял, что мы все в одинаковом положении. Даже Скотт
не имел ни малейшего представления о том, что он делал, и я осознал, что,
притворившись знающим толк в картах, я мог обернуть дело в свою пользу.
- Джокер и королева гораздо сильнее, чем четверка и пятерка пик, -
сказал я, убеждая Брэда Клэнси в своем выигрыше.
- Но ведь у тебя джокер и бубновая тройка.
- Да, но джокер превращает ее в королеву.
- Ты, кажется, говорил, что игра в покер противоречит твоей религии, -
сказал Уолт.
- Конечно, но это вовсе не означает, что я в нем не разбираюсь. Греки
изобрели карты, не забыл? Карты у меня в крови.
В начале игры на часах было полчетвертого ночи. Через час игры я сидел
в одной тапке, Скотт и Брэд лишились рубашек, а Уолт на пару с Дэйлом были
раздеты до трусов. Если у победы был такой вкус, то почему я не попробовал