"Дэвид Седарис. Одень свою семью в вельвет и коттон " - читать интересную книгу автора- сказала мама. - И поторопитесь".
Моя комната была возле прихожей, и гости могли видеть мою кровать и большой коричневый бумажный пакет с надписью: "Мои конфеты. Руками не трогать". Я не хотел, чтобы они знали, сколько у меня сладостей, и поэтому я захлопнул за собой дверь комнаты. Затем задернул занавески и высыпал содержимое пакета на кровать, выискивая то, что хрустит. Всю жизнь я страдал из-за шоколада. Не знаю, может у меня на него аллергия или что-то подобное, но даже от маленького ломтика у меня раскалывается голова. В конце концов я научился держаться от него подальше, но в детстве я не мог отказаться от своей доли. Я съедал шоколадки, а когда начинала болеть голова, винил в этом виноградный сок, дым от маминых сигарет или слишком тесную оправу своих очков - в общем, все, что угодно, только не шоколад. Шоколадные батончики были для меня отравой, но они были фирменными, и потому я отложил их в кучку № 1, которая определенно не предназначалась для семьи Томки. Я отчетливо слышал, как в коридоре мама пытается найти тему для разговора. "Лодка! - говорила она. - Звучит прекрасно. Значит, вы можете просто въехать на ней в воду? - На самом деле у нас есть прицеп, - ответил мистер Томки. - Так что все, что нам нужно, - это заехать прицепом в озеро. - Ах, прицеп. Какого он типа? - Ну, это прицеп для лодки, - прозвучал ответ мистера Томки. - Понятно, но он из дерева или из этого... Мне интересна сама конструкция вашего прицепа. Какова она? Слова моей мамы имели скрытый смысл и несли два сообщения. Первым и умираю". Второе сообщение предназначалось мне и сестрам. Оно гласило: "Если вы немедленно не принесете сюда эти конфеты, вам больше никогда не светит испытать чувство свободы, радости и тепла моих объятий". Я знал, что рано или поздно мама войдет в мою комнату и сама станет собирать конфеты, хватая их без разбора и без соблюдения моей рейтинговой системы. Если бы я мыслил здраво, то спрятал бы самые ценные лакомства в ящик с одеждой, но вместо этого я запаниковал при мысли, что мамина рука уже на дверной ручке, и начал разворачивать конфеты и отчаянно заталкивать их в рот, словно участвуя в некоем нелепом соревновании. Большинство конфет были маленькими, что позволяло без труда пристраивать их во рту, где уже почти не осталось свободного места. Но было сложно жевать и одновременно запихивать еще. Незамедлительно началась головная боль, и я приписал ее своему волнению. Мама сказала семье Томки, что ей надо кое-что проверить, а потом открыла дверь и просунула голову в мою комнату. "Какого черта ты здесь делаешь?" - спросила она шепотом, но я не смог ответить с набитым ртом. "Я буду через секунду!" - крикнула мама, и пока она закрывала дверь и подходила к моей кровати, я ломал ириски и карамельные бусы из кучки № 2. Эти вещи были на втором месте среди всего, что я получил на Хэллоуин. И, хотя мне было больно их уничтожать, отдать их кому-то другому было еще больнее. Я увечил миниатюрную коробочку с конфетами "Красный перчик", когда мама вырвала коробку из моих рук, довершая начатое мной разрушение. Крошечные драже застучали по полу, и пока я провожал их взглядом, она ухватила пачку вафель "Некко". "Только не эти! - взмолился я, но вместо слов из моего рта вылетали |
|
|