"Валерий Сегаль. Первый вторник после первого понедельника" - читать интересную книгу автора

Джонсом и Лоретти. При этом Джонс конечно будет
разглагольствовать, что, мол, голосуй, не голосуй - один хрен,
налоги растут, и, как следствие, - засилье евреев в городе.
Лоретти скажет, что если налоги снижать, в городе появятся
негры, и еще неизвестно - что лучше. Х. не будет им возражать.
Он даже не скажет им, что собирается голосовать. Возможно,
когда-нибудь, в зрелом возрасте, он будет рассуждать также, как
они. Он даже понимает это, но все равно ощущает сегодня в своей
душе какую-то гордость.
Х. с удовольствием смотрел, как шипит и пузырится на сале
яичница. Время от времени он приподнимал сковороду за ручку,
слегка покачивал ее и любовался тем, как глазунья мягко плавает
в сале. Именно такую яичницу он любил.
Джонс и Лоретти, как и многие другие служащие Фирмы, живут
в маленьких предместьях, в пригородной зоне, а Х. - коренной
горожанин. В Городе конечно много и евреев, и негров, но Х.
всегда верил, что хороших людей в Городе больше, чем плохих.
Х. распахнул окна и впустил в кухню волшебный аромат
зарождающегося прекрасного летнего дня. Так пахнет далеко не
везде, а только в странах, где природа сумела совместить обилие
зелени с умеренной влажностью воздуха. Так пахло в Городе, и Х.
один раз в год, возвращаясь из летнего отпуска, узнавал родной
воздух уже на трапе самолета.
Х. ел яичницу ложкой прямо со сковороды и запивал ее
соленым и перченым томатным соком. В этом тоже было нечто
глубоко демократичное. Безбожная медицина считала вредными и
яйца, и соль, но предки Х. исстари употребляли эти продукты, и
именно на яйцах с салом, томатном соке и вере в Бога выросли
поколения сегодняшних избирателей.
Х. пил кофе и смотрел в окно. Все было как всегда. В
центре площади Согласия, в окружении шестнадцати дубов, гордо
возвышалась бронзовая фигура генерала Тимоти Ф. Клэнтона.
Шестнадцать дубов, расположенных по кругу, символизировали союз
шестнадцати провинций, а в центре - огромная статуя
основоположника этого союза.
Х. налил себе еще кофе. Теперь он вспоминал эпизоды
военной и политической карьеры Т. Ф. Клэнтона. К биографии
знаменитого генерала многократно обращались видные писатели и
кинорежиссеры. В чем-то они идеализировали своего героя, и Х.
это понимал, но он считал эту идеализацию естественной,
закономерной и правомочной. В последние годы все чаще звучали
голоса, объявлявшие многие деяния Т. Ф. Клэнтона
небезупречными, а порой и просто преступными. Нередко эти
заявления проникали в прессу, но они никак не отражались на
официальной версии и воспринимались налогоплательщиками лишь
как очередное свидетельство наличия в стране свободы слова,
некогда провозглашенной, кстати, именно Т. Ф. Клэнтоном. Также
рассуждал и Х. Более того: тот факт, что радикальные выкрики
оппозиционеров действовали лишь на руку системе, Х. вполне
логично рассматривал как доказательство правильности самой