"Камило Хосе Села. Улей" - читать интересную книгу автора

Рассказчик веселой истории ласково ухмыляется.
- Ну что вы, сеньора! Бедный котик, чем он вам помешал?

Средь шума и гама длинноволосый юнец сочиняет стихи. Он в экстазе,
ничего не видит и не слышит - только так и создаются прекрасные стихи.
Станешь глазеть по сторонам, улетучится вдохновение. Да, вдохновение - это
что-то вроде слепого, глухого, но очень яркого мотылька; иначе многое было
бы непонятно.
Юный поэт сочиняет длинную поэму под названием "Судьба". Чуточку он,
правда, колебался, не назвать ли ее "Моя судьба", но потом, посоветовавшись
с поэтами более зрелыми, решил, что лучше озаглавить просто "Судьба". Так
короче, многозначительней, загадочней. Кроме того, с названием "Судьба"
поэма становится более емкой, более - как бы это сказать? - неопределенной,
более поэтичной. Тут сразу не поймешь, пойдет ли речь о "моей судьбе", или о
"судьбе вообще", или об "одной судьбе", "туманной судьбе", "роковой судьбе",
"счастливой судьбе", "радужной судьбе" или же "загубленной судьбе". Да, "Моя
судьба" больше связывает, меньше оставляет простора воображению, а оно
должно порхать свободно, безо всяких пут.
Над своей поэмой юный поэт трудится несколько месяцев. У него уже
готовы триста с лишним строк, тщательно нарисован макет будущего издания и
составлен перечень возможных подписчиков, которым в свое время будут
разосланы бланки с предложением оплатить издание. Он уже и шрифт выбрал
(простой, четкий, классический шрифт, удобный для чтения, ну, скажем,
бодони), и обоснование нужного ему тиража сочинил. Однако юного поэта еще
мучают два вопроса: ставить или не ставить "Laus Deo" [4] после выходных
данных и писать ли самому или не писать самому биографическую справку,
которую помещают на клапане суперобложки.

Донью Росу, сами догадываетесь, не назовешь нежной родственницей.
- Сколько раз повторять одно и то же! Хватит мне лодырей, а тут еще
зятек пожаловал. Грязный подонок! Вы, Пепе, еще совсем несмышленый, понятно?
Совсем несмышленый. Хорошенькое дело! Где это видано, чтобы такой нахал,
человек без образования, без совести, расхаживал здесь, кашлял и топал, как
важный барин? Нет, я этого не потерплю, Богом клянусь!
Усы и лоб доньи Росы покрылись капельками пота.
- А ты, остолоп, уже бежишь за газетой для него! Э нет, таким типам
здесь нечего ждать ни уважения, ни любезности! Когда-нибудь я-таки выйду из
себя, и всем вам здесь солоно придется! Ну где это видано?
Донья Роса впивается своими крысиными глазками в Пепе, старого
официанта, лет сорок или сорок пять тому назад приехавшего в столицу из
Мондоньедо. Глядящие сквозь толстые стекла пенсне глаза доньи Росы похожи на
удивленные глаза птичьего чучела.
- Чего уставился на меня?! Ну чего ты уставился? Дурень! Как приехал
сюда дурнем, так и остался! Нет, вас, деревенских, видно, никакими силами не
проймешь! Ну же, проснись, и хватит нам ссориться. Будь ты капельку
смышленей, я уже давно выставила бы тебя на улицу! Понятно? Вот и весь сказ!
Донья Роса гладит себе живот и снова обращается к Пепе на "вы".
- Ступайте, ступайте... Но помните - каждому свое. Я же всегда говорю,
надо не забывать, с кем имеешь дело, оказывать уважение людям - понятно? -
уважение.