"Артур Селлингс. Рука помощи" - читать интересную книгу автора

Грант пожал плечами.
- Да - для тех, кто в это верит. Но не для тех, кто мог бы добиться в
жизни чего-то действительно стоящего.
- Стоящего? Что вы имеете в виду?
- Стать художником, например.
- Понимаю. Но не кажется ли вам, что это неизбежное следствие выбора пути
- чувствовать порой, что путь выбран не тот?
- Я не чувствую - знаю. И это не мимолетное ощущение - я испытываю его
уже много лет, и- оно все крепнет. Сначала, когда я еще, только пробивал
себе дорогу, оно меня особенно не тревожило. Но теперь, когда я кое-чего
достиг и у меня все больше свободного времени для размышлений, теперь я
могу оглядеться в мире, который сам для себя создал, и меня тошнит от него,
от его пустоты, от его абсолютной, дьявольской, бесцельности. Доктор
сочувственно кивнул:
- Наверное, вы и в самом деле очень хотели стать художником. Что же вам
помешало?
- Что мешает вырасти на камне цветку? Как будто ничто не мешало, разве
что бедность. Бедность настоящая, отчаянная. Отец был не бог весть какой
работник. Он часто -болел - так, во всяком случае, он называл свое
состояние. Заработка ему хватало только на выпивку. Выпьет - и "заболеет"
снова. Ничто, кроме выпивки, его не интересовало. Для него не было различия
между картиной и... чем угодно другим. Он знал одно: чтобы заниматься
искусством, нужны холсты, краски и кисти, а они стоят денег. Ну, а мать...
она работала столько, что ни на что другое сил у нее не оставалось.
- А в школе вас разве не поощряли?
Грант презрительно рассмеялся.
- Ну и вопрос! Выходили когда-нибудь в городскую школу? Из тех, что были
прежде? В них пахло дешевым мылом, классы были переполнены, а учителя
получали нищенское жалованье. Мы рисовали стулья, поставленные-один на
другой, и цветы. Учитель рисования был убежден, что искусство - это точное
копирование. Я и сейчас вижу его перед собой: глухой в огромных черных
ботинках, из носа торчат кустики волос. Судя по всему, он считал себя
отменным преподавателем, но я его ненавидел. Однажды я попытался нарисовать
цветок таким, каким его воспринимал, и учитель поставил мне единицу! И еще
добавил, что, если бы не хорошо наложенная краска, я и единицы не заслужил
бы. А потом он показал мою работу классу, и все смеялись.
Грант прикрыл глаза рукой. Когда он опустил ее, она дрожала.
- Столько лет прошло, а до сих пор больно вспоминать.
- Такие вещи ранят порой очень сильно,- негромко сказал врач.
- Если бы дело было только в этом! Уж какой - нибудь выход я бы нашел.
После того случая я стал рисовать так, как требовал учитель, но без особого
прилежания, ниже своих возможностей - мне не хотелось, чтобы он ставил меня
в пример другим как, раскаявшегося грешника. Но дома я рисовал предметы
такими, какими их видел, и вкладывал в это занятие всю свою душу. Я твердо
знал: когда вырасту - буду художником. Другого я себе даже представить не
мог. Не боксером, не машинистом - только художником! Я никому не говорил -
говорить было некому,- но стать я собирался художником, и больше никем!
Он вздохнул, и отзвуки тяжелого вздоха пронеслись сквозь наступившее
молчание, словно сквозь годы, минувшие с той далекой поры.
- Но я им не стал. Сразу после школы устроился на работу - надо было