"Олег Селянкин. Дорофей" - читать интересную книгу автора

царскими не бахвалься, не мути народ.
Только раз после этого случая не уследил он за языком - мигом угодил в
ездовые. Георгиевский кавалер - ездовой!
Тогда они стояли в обороне и во сне не видели, что им еще придется
отступать от немца. А батальоном командовал почти такой же юнец, что и этот
командир роты. Он и спросил, кто из солдат кашеварить может: дескать, пока
есть такая возможность, пожрать вкусно охота. Дорофей пожалел комбата и
вышел из строя.
Не знал Дорофей, что комбату захотелось поесть чего и сам он не ведал,
вот после первого обеда и загремел в ездовые.
Еще свежа в памяти была та обида, не зарубцевалась, и поэтому Дорофей
молча шагал в солдатской цепочке.
К концу второго дня вышли к железной дороге Пово-рино - Сталинград.
Нет, города еще не было ни слышно, ни видно, но он угадывался уже
безошибочно. И по обилию свежих окопов, изрезавших степь, и по тому, что
движение отступавших сначала замедлилось, а потом и вовсе прекратилось.
- Чуете, деточки, как Волгой пахнет? - сказал Дорофей.
Пахло полынью, едким солдатским потом и еще пылью, настоянной на
бензине. Но Дорофей, казалось, пил речную прохладу, принюхивался к ней, и
никто не возразил ему.
А утром здесь же, в первой линии окопов, вырытых горожанами, приняли
бой. Немецкие танки в нем еще не участвовали (то ли где-то рядом фронт
ворошили, то ли отстали чуть-чуть), но зато самолеты фашистские порезвились
вволю: и бомбили так, что черная копоть легла на выгоревшую траву, и
штурмовали, обстреливали из пушек и пулеметов.
Было очень тяжело, но терпимо.
Едва в небе заскулил первый фашистский пикировщик, Дорофей достал из
вещевого мешка зимнюю шапку и здоровенную каску, чуть смятую слева, надел
все это, и сразу голова его словно раздулась.
Но Дорофею и этого показалось мало: свою и приблудную саперные лопатки,
засунув черенки за поясной ремень, он пристроил так, чтобы железо лопат
прикрывало грудь.
Поймав насмешливые взгляды соседей, он пояснил, нисколько не
смутившись:
- Береженого и бог бережет.
И опять ему ничего не ответили: головной самолет фашистской стаи уже
заваливался на крыло, вот-вот от него отделятся и взвоют черные точки бомб,
такие безобидные издали.
А Дорофей улегся на дно окопа, свернулся там калачиком, уткнув лицо в
ладони, и так пролежал всю бомбежку.
Но как только фашистские автоматчики пошли в атаку, он вскочил по
первому сигналу, и на лице его не было ничего, кроме спокойной деловитости.
Разве что кончики усов помялись.
Стрелял Дорофей редко и после каждого выстрела почему-то гладил ладонью
затвор винтовки.
Ночью, когда фашисты улеглись спать и на окопы робко опустилась тишина,
командир роты спросил у Дорофея:
- Докладывай, сколько фашистов срезал?
Дорофей глянул в ночь, будто хотел увидеть ту землю, по которой недавно
катились волны вражеских автоматчиков, и ответил: