"Олег Селянкин. Место в жизни" - читать интересную книгу автораневозможно, и я назвался.
- Так, офицер запаса, значит, - пробасил мичман. - В гости к нам? Что ж, одобряю... Только - не обижайтесь, если грубовато скажу, - пораньше заглянуть надо было. Флот - он, как живой человек, любит внимание, уважение. Отошел иной человек от флота - глянь, и тот отвернулся от него, закрыл для него свое сердце... Небось смотрите сейчас на корабли, а они души своей вам не раскрывают? А для меня их броня будто стеклянная: до киля все вижу... Тоже ли офицеру столько лет родного флота избегать? Я смолчал. Да и что можно было сказать в свое оправдание? Сваливать на военкомат? На командование? Или на извивы текущей жизни? Все это были лишь отговорки, я понимал их неубедительность, даже фальшивость и потому молчал. Некоторое время, притворяясь, будто ждет поклевки, молчал и мичман. Тактично молчал. И так долго, словно я обидел его. Уже подумалось: а не уйти ли? И тут он заговорил: - А я четырнадцатый год служу. Флот для меня - и дом, и семья. По гражданской специальности - тракторист. Попал на корабль, глянул на машины его, и руки опустились: нешто освоишь такую махину?.. Ничего, осилил... А как только осилил, стал хозяином над ней - тоска по дому пропала. Будто и родился где-то здесь, в корабельном трюме или еще где... А тоска по дому, по родным местам - она иного врага страшнее, и зубы у нее хотя и невидимые, но острые, въедливые. Попади матрос под ее власть, не подмогни ему в те минуты - запросто в нарушители дисциплины укатится. Опять же почему? Все ему опостылело в тот момент: и море, и корабль, и даже приказ. А разве можно в армии без приказа, по настроению матросскому жить? Да шагу ступить нельзя! Взять, к примеру, такой случай... Хотя зачем вас примерами глушить? Сами, сначала замечать, а потом - и любить начал. Даже на сверхсрочную остался. И знаете, что меня привлекло? Не деньги, не форма красивая. - Мичман снял с крючка очередного красноперого окунька, сменил насадку и продолжал, глядя на поплавки, застывшие на отшлифованной воде: - Уж очень радостно охранять от беды свой народ. Стою я, скажем, на вахте, а душа так и поет: сунься кто непрошеный - живо рога обломаем! Есть такие люди, что говорят: "Вот уже и старость подходит, не заметил, как жизнь мелькнула". Начхал я на эту старость! Не будет ее у меня! И опять же почему? - Мичман гневно смотрел на меня, будто я произнес те слова о старости, будто я спорил с ним. - Сколько человек в люди вывел я за эти четырнадцать лет? Сколько сейчас моих учеников на кораблях служит? Почти на каждом есть мой человек. Не дадут они мне состариться! Что, к примеру, меня сейчас здесь держит? Окуньки? Да нешто это рыба? Головастики! Надо будет хорошей - перейду вон туда, где гостиница, и угрей тягать буду!.. Что же меня якорем держит, да еще на этом безрыбном месте? Видите вон тот тральщик? На нем Иван Лукашин служит. Тоже мой ученик. - В глазах мичмана зажглись теплые огоньки, и все лицо сразу стало мягче, исчезли гневные складки на лбу. - Недавно учения были, так он наколбасил малость. Вот и придется с него стружку снимать. Мичман опять нахмурился. Несколько минут мы сидели молча. Потом мичман достал папиросу, закурил и продолжал уже спокойно: - Пять лет назад прибыл к нам на корабль Ваня Лукашин. Прямо скажу, комплекцией не обижен. Ростом без малого два метра, в плечах - половина того. Весь такой угловатый, вроде бы неповоротливый. И что меня больше всего |
|
|