"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

плечо, убедится в том, что он мертв...
- Вставай, Иван!
Нефедов открыл глаза и ничего не увидел. "Наверное, так темно в
могиле", - подумал Иван и почувствовал рядом с собой Гурова.
- Пора, Ваня, - негромко сказал Гуров, точно боясь разбудить еще
кого-то. - Хлебни кипяточку - и в ружье!

...В лесу стоял густой туман. В пяти шагах нельзя было различить
дерево. Партизаны шли плотной цепочкой, радуясь, что их никто не видит и не
слышит, так как любой звук тонул в густой вате тумана. Группу вел Самсонов,
который лучше знал это направление, Иван замыкал цепь. Он шагал и думал о
сне, где его расстреляли. Он злился на себя, на свое не в меру буйное
воображение, на нервы, разбудившие это воображение... Так нельзя, нельзя
думать только о себе... В двадцати километрах отсюда, в фашистском застенке
сейчас, может быть, пытают Архипова. А может быть, его в эту минуту выводят
на двор, где выстроились автоматчики... Через мгновение Ивану пришла мысль,
от которой его покоробило, точно он наступил на гадюку; он подумал: а не мог
Архипов рассказать о партизанских тропах, где можно устроить засаду? Не мог
ли он?.. А его арест - фикция!.. Но в этом случае их ждали бы у оврага с
овцами!
Нефедов выругался. Шедший впереди боец даже оглянулся, вопросительно
посмотрев на Ивана... Так можно далеко уйти, если подозревать каждого,
тяжело подумал он, так и Морина можно заподозрить в том, что он специально
сгущает краски, пользуясь военным временем... Иван с досады плюнул,
вспомнив, что в детстве к нему вдруг приходила мысль, будто спящая бабушка
умерла, а он остался круглым сиротой. Он и тогда ругал себя и трижды плевал,
чтобы это не сбылось... Старушка учила его повторять: "Святый боже, святый
крепкий, святый бессмертный, помилуй нас..." Но Иван никогда не
приговаривал, ему было неловко просить у бога помощи.
Уже совсем рассвело, когда группа подошла к намеченному пункту. Перед
партизанами, метрах в пятнадцати, была ухабистая, разбитая дорога. Вот здесь
и предстояло встретиться с врагом. Приподнятая, поросшая лесом, ближняя к
партизанам сторона дороги давала хорошую возможность для наблюдения и
ведения огня. Именно этот участок давно приметил Гуров и указал Ивану.
Справа дорога уходила чуть вниз в поле, так что открывался хороший обзор
местности в сторону Снеженска, слева шла прямо, невысоким редким лесом, где
стоял старый заброшенный хутор.
Самсонов и Нефедов дотошно объяснили каждому партизану его задачу,
выставили наблюдателей справа и слева, проверили, как замаскировался каждый,
договорились, что группа откроет огонь только после того, как Нефедов бросит
гранату. Партизаны молча слушали и лишь кивали, они устали от
двадцатикилометрового перехода, от недосыпа, от сознания того, что в это
солнечное утро вот здесь, перед их глазами, должна пролиться кровь, и, может
быть, кто-то из них будет убит или ранен... И кто-то из них не будет больше
собирать грибы в этом светлом от берез лесу, не напьется парного молока на
близкой отсюда ферме, больше не увидит этой зеленой травы и этих листьев...
Нефедов был спокоен, но и его смущало это тихое ясное утро. Ему
подумалось, что хоть и воюют они уже год, а опыта у всех маловато, несмотря
на то, что группа Самсонова самая боевая и самая проверенная в отряде. Он
вспомнил свою группу, расстрелянную на его глазах, и понял: не сможет больше