"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

Гурова и понес в землянку. Степанида поддержала его, когда он начал было
валиться. С ее помощью уложил Гурова на топчан и снова вышел, почти
бессознательно шепча: "Врача"... Он с трудом переставлял непослушные ноги,
не узнавая окружающую землянку местность. Вдруг перед собой Иван увидел
свежую землю, пересыпанную светлым песком, переплетенные корни и корешки, а
потом яму, большую дымящуюся яму, на краю которой лежало обугленное голенище
хромового сапога... Он понял: это все, что осталось от Кноха.
На краю оврага, в котором размещался госпиталь партизан, Нефедов увидел
военврача. Бобров как-то судорожно цеплялся за корни вывороченного дерева,
пытаясь оттащить его, хотя спасать было уже некого. Маскировочный навес,
перекинутый с одного края оврага на другой, обвалился, на месте бывшего
госпиталя дымилась глубокая воронка. Иван молча взял врача за руку и повел к
штабной землянке. Тот, точно маленький, шел боком, все время оборачиваясь и
показывая рукой назад...

Час спустя в штабной землянке, где на топчане лежал Гуров, вновь
собрались члены штаба. Не было только Бычко. Не было и Кноха. У Гурова
белела повязка на плече, рядом с ним сидела Степанида, сжимая в руках кружку
с водой. Простоволосая, в разодранном пиджаке, она неотрывно глядела в лицо
Гурову, точно ждала, когда он проснется. И Гуров открыл глаза, тихо и
раздельно сказал:
- Надо уходить. С наступлением темноты. Всем... Группами...
- Много раненых, командир. Да и тебе надо бы отлежаться, - сказал
Морин. Казалось, он был среди всех единственным способным что-то делать. Все
остальные, потрясенные неожиданной бомбежкой, гибелью Бычко и других
партизан и, конечно, тем, что рассказал эсэсовец, напряженно молчали.
Военврач ничего не видящими глазами смотрел в темноту землянки и изредка
стонал, точно сам был ранен там, в овраге. Перед глазами Ивана то и дело
вставали, меняясь как в калейдоскопе, картины бомбежки: пляшущая сосна,
дымящаяся воронка и обгорелый сапог, овраг и возле него человек, хватающийся
за корни вывороченного дерева...
На столе лежали желтые ровные кучки песка, они были похожи на маленькие
курганы. Казалось, Самсонов рассматривает их. Лицо его было бесстрастным,
бледным и осунувшимся.
- Я приказываю уходить, - сказал Гуров и вновь закрыл глаза.
Морин остался стоять посреди землянки, засунув руки в свои темно-синие
галифе и поводя взглядом с потолка на пол. Он терпеливо ждал, когда Гуров
снова соберется с силой и откроет глаза. Но не дождался.
- Гуров, прежде всего я думаю надо решить один вопрос...
- Какой вопрос? - спросил Гуров, не открывая глаз.
- Я настаиваю, чтобы Нефедов был предан трибуналу, как этого требует
военная обстановка. - Голос Морина звучал почти торжественно. - По законам
военного времени - мы все здесь коммунисты и хорошо знаем, что предатель
должен быть расстрелян.
Гуров повернулся на правое здоровое плечо и начал медленно подниматься
на топчане.
- Ты что это, батюшко... - зашептала Степанида, невольно помогая Гурову
подняться. Тот оперся было на нее, потом выпрямился и поднялся с топчана.
Перебинтованный, с искаженным от боли, ненависти и бессилия лицом, он был
страшен в эту минуту...